случайно, а от случая никто не застрахован, станет известно, что ему, генералу ФСБ, было известно о воровской сходке, на которой приняли решение убить человека, да не просто человека, а крупного банкира и одновременно важного депутата, а заместитель директора ФСБ не принял никаких мер для предотвращения этого «злодейства». Жуть, что будет! Здесь пахнет не просто увольнением в отставку, а трибуналом!
А потому Савелий, не вдаваясь в детали, сообщил Богомолову, что до него дошли слухи о том, что Джанашвили готовятся убрать. Еще он сказал генералу, что Костя Рокотов, который по-прежнему отслеживал все передвижения Джанашвили в пределах Москвы, зафиксировал, как Нугзар в сопровождении своего начальника охраны Бахрушина и личного секретаря Мирского поехал на небольшой аэродром в Мячково. Там они сели в небольшой частный самолетик и отбыли в неизвестном направлении.
— Константин Иванович, хорошо бы помочь народу избавиться от этого кровопийцы, — сказал напоследок Савелий.
— Что ты имеешь в виду? — спросил генерал.
— Вот бы выяснить, куда этот самолетик полетел. У меня такое впечатление, что Джанашвили деру из России дал. Если они границу пересекали, то наверняка можно и их маршрут вычислить. Тем более что я, как вы помните, знаю, какие у него есть визы!
— Разве этого не достаточно?
— Я досконально разобрался в характере Джанашвили: это очень хитрая бестия, а потому знать об имеющихся визах — полдела. Имея шенгенскую визу, Нуга может всю Европу за неделю объехать и зарыться в какую-нибудь нору — ищи потом до скончания века… А вот маршрут самолета проследить — это да! Все намного упростится, я не прав? — Савелий был столь убедителен, что Богомолову ничего не оставалось, как согласиться.
— Ладно, уговорил! В какие страны визы?
— Австрия, Испания, Израиль и Франция, — перечислил Савелий.
— Распоряжусь, чтобы выяснили. Что думаешь теперь делать?
— А что, дел, что ли, мало? — ухмыльнулся Савелий. — На мой век хватит. Можно на Кавказ по старой памяти махнуть. Можно в Югославию съездить — там у меня друг хороший живет, помочь бы ему не мешало… Я чувствую, американцы там такую еще кашу заварят, что всей Европой не расхлебаешь!
— А в Москве не хочешь оставаться? Тут тоже весело. — В голосе Богомолова слышалась явная усмешка.
— Да, весело… — в тон ему подхватил Говорков, — для лягушек! Страшнее болота, чем наша политика, я еще не видел. Обрыдла мне Москва, прогнило тут все. Пока новые люди к власти не придут, боюсь, ничего здесь не изменится…
— Ладно, ты не очень-то раскисай! — попытался подбодрить его Богомолов. — А то вдруг перестанешь быть Бешеным, самому же противно будет.
— Я не раскисаю, я так, размышляю… Устал, наверное. Впрочем, все это ерунда… Константин Иванович, я перезвоню насчет того самолетика?
— Дай мне полдня, я все выясню.
— Тогда до связи!
Узнав, что Джанашвили исчез из страны, Гоча-Курды моментально вычислил, кто мог нарушить условие сходки: с его подачи, троих кавказцев, проголосовавших против устранения Джанашвили, пасли доверенные люди Вити Камского. Причем не примитивно пасли, а пригласили их всех в ресторан, чтобы отпраздновать «день рождения» Старшего. Отказался только Долидзе. Не выпускать его из виду Гоча-Курды поручил своему самому надежному помощнику — Кириллу Горскому, отвоевавшему два года в Чечне в спецразведке.
Горский проследил, как Долидзе, покинув сходку, сразу кинулся звонить, а затем профессионально выследил, куда тот попытался скрыться. Выяснив, что квартира принадлежит Марьям, одной из любовниц Долидзе, которая сейчас отсутствовала, доложил обо всем по мобильному Гоче-Курды. Тот попросил его дождаться и вскоре приехал, прихватив с собой свою симпатичную подругу Виолетту, которая часто исполняла для него некоторые поручения, идущие вразрез с законом.
Выключив свет на площадке, они поднялись на нужный этаж, позвонили и вскоре услышали чуть настороженный голос Долидзе:
— Кто там?
— Это я, милый! -ласково отозвалась Виолетта.
— Марьям? — неуверенно спросил Долидзе и заглянул в дверной глазок: в полумраке ему удалось только рассмотреть женский силуэт. — Ты что, ключи потеряла?
— Нет, забыла…
— Хорошо…
Застучали засовы. Как только дверь подалась, Горский резко толкнул ее плечом, сбил с ног Долидзе, ворвался внутрь, перехватил его руку и ловким приемом так сильно заломил за спину, что Доля потерял сознание.
— Ты свободна, девочка моя, я позвоню! — кивнул Виолетте Гоча-Курды, и она послушно направилась к лифту.
Придя в себя, Долидзе с удивлением обнаружил, что лежит на полу со связанными руками и ногами. Во рту его торчал кляп, а на шею накинута петля, конец веревки тянулся к железному крюку, вбитому в потолок. На этом крюке раньше висел кожаный мешок, наполненный песком: первый муж Марьям всерьез занимался боксом.
— Ну, что, Доля, как ты себя чувствуешь? — с ироническим участием поинтересовался Гоча-Курды.
Тот лишь что-то промычал в ответ.
— Нормально, — с улыбкой «перевел» Горский.
— Сейчас освободят твой рот, а ты кричать не будешь… если согласен, кивни гривой. — Старый вор говорил спокойно, уверенно, без раздражения, он даже не смотрел в его сторону, словно действительно был увлечен изучением штык-ножа, подаренного ему Горским.
Не отводя испуганного взгляда от страшной «игрушки», Долидзе кивнул в знак согласия.
— Вынь у него кляп из пасти! — попросил Гоча своего помощника и сказал: Ответь, почему ты нарушил решение сходки? Ты же знал, что ожидает того, кто пошел против Гочи-Курды!
— Нугзар — мой друг! — восстанавливая дыхание, выдавил пленник.
Долидзе лукавил: у него никогда в жизни не было друзей, как, кстати, и у Джанашвили: «Рыбак рыбака видит издалека!» Бизнес и деньги, большие деньги — это все, что интересовало его в жизни! Ради денег он был готов на любое преступление. В данном случае он рисковал своей жизнью исключительно из-за денег, очень больших денег! Дело в том, что все его капиталы, добытые грабежами, рэкетом, обманом партнеров, перепродажей наркотиков, даже убийствами, находились в банке Джанашвили. Почему? Все по той же вечной причине, которая сгубила многих, — из-за неимоверной жадности!
Когда Джанашвили не был столь богатым и влиятельным: он только-только создавал свой банк и крепко нуждался в денежных средствах, они повстречались с Долидзе на одной криминальной разборке, где оба присутствовали в качестве консультантов, причем с разных, противоборствующих сторон. Дело удалось закончить миром, и новые знакомые, довольные таким исходом, решили отметить это событие. Хорошо выпив, они разговорились, и Долидзе мимоходом упомянул о своем желании вложить свои «накопленные непосильным трудом» сбережения в какое-нибудь надежное дело, намекнув при этом, что не прочь получить за это существенную благодарность.
Здесь требуется небольшое пояснение. Дело в том, что по всем воровским «понятиям» никто из настоящих жуликов никогда не заговорит о получении процентов. Причем совсем не важно, о ком идет речь — о себе самом или о должнике, у которого выбивается долг. Ни о каких процентах при возврате и разговор не заводится: только конкретная сумма, одолженная кредитором. Любой, кто заикнется о процентах, будет объявлен «ростовщиком». Поэтому-то желание Долидзе и звучало иносказательно, словно намек на получение благодарности за доброе дело.
Честно говоря, это воровское правило приводит автора в определенный тупик, и вот почему. Как же тогда можно охарактеризовать действия крутых ребят из криминального мира, которые при задержке выплаты должником своего долга ставят его «на счетчик»? Кто не слышал, что такое «поставить на
