всегда, сгорбившись и полуоткрыв рот, маячил шут Одклей.
Все, кто находился в казарме, тотчас же опустились на одно колено и склонили головы перед его величеством.
– Это мне поклонилось бравое воинство? – заверещал Одклей, подпрыгивая на месте. – Это меня поклоном почтили? Вот молодцы, хвалю, угодили. Все знают поди, кто здесь господин!
Король махнул на шута рукой, веля ему заткнуться, и отрывисто произнёс:
– Оруженосец!
Морнингстар стремительно вскочил на ноги и гаркнул:
– Здесь, ваше величество!
– Не ты, – поморщился Рунсибел. – Невпопад.
Морнингстар с горящими от досады щеками снова принял коленопреклонённую позу. Я же выпрямился и с достоинством произнёс:
– К услугам вашего величества.
Король повернулся и вышел во двор крепости. Мне он ни слова не сказал, только жестом велел следовать за собой. Я бросился прочь из казармы, даже не оглянувшись на Морнингстара и остальных.
Мы трое безмолвно шли по небольшому дворику. Одклей на ходу подпрыгивал, позванивая своей погремушкой, пока король с сердцем ему не приказал:
– Прекрати немедленно!
Шут подчинился. Погремушку заткнул за пояс, чтобы колокольчики не брякали, шаг приноровил к монаршьему и вообще держался тише воды, ниже травы.
Предводительствуемые его величеством, мы вошли в невысокое здание, которое, как я предположил, являлось жилищем коменданта Терракоты Готоса. Тот его уступил августейшим особам на время их пребывания в форте, а сам перебрался в более скромное помещение.
В небольшой приёмной король сбросил плащ – чёрный с серебряной опушкой и пурпурными вставками – на руки подбежавшему слуге и велел мне:
– Садись.
Я подчинился.
Усевшись напротив меня, Рунсибел тоскливо вздохнул.
– Значит, бедняга Умбреж погиб. Мир его праху!
Я печально кивнул.
Даже вечно кривлявшийся придурок Одклей при этих словах короля грустно поник головой.
Помолчав и ещё пару раз тяжело вздохнув в знак скорби по умершему рыцарю, своему любимцу, Рунсибел деловито распорядился:
– Ну а теперь, оруженосец, рассказывай. Подробно и без утайки. Обо всём, что стряслось за это время с моей девочкой и с тобой.
Я с готовностью повиновался. Но, как вы догадываетесь, выполнил повеление монарха лишь отчасти: о многом умолчал, кое-что присочинил, в общем, всё как водится, когда хочешь себя выставить в наиболее выгодном свете. К примеру, из моих слов следовало, что я молил гарпов о помиловании с единственной целью их одурачить и спасти принцессу при помощи феникса, о появлении которого вблизи от места гибели отряда рыцарей мне подсказали мои обострённые чувства опытного охотника и следопыта. Ни словом не обмолвился я о нашей последней беседе с Тэситом, о том, как я его заклинал оставить мне жизнь за минуту до того, как сам он превратился в живую мишень. Ну, и кое-какие другие детали я немного исказил. Так, самую малость.
Король слушал меня с напряжённым вниманием, ни слова не упуская, и лишь изредка одобрительно кивал. Когда я закончил, в приёмной воцарилась тишина.
После продолжительного молчания Рунсибел неожиданно спросил:
– Помнишь ли ты, оруженосец, гобелен, что висит в тронном зале... Тот, на котором изображён герой, летящий на фениксе, будущий великий правитель Истерии?
– Конечно помню, ваше величество.
– Тебя послушать, так выходит, что это ты самый и есть.
Я смиренно опустил глаза.
– Если вы, ваше величество, полагаете, что я всё это придумал, соблаговолите спросить её высочество...
– Энтипи мне уже описывала этот эпизод, – буркнул король. – И её рассказ почти полностью совпадает с твоим.
– Ну вот, я же говорил, что ни капли не прилгнул... Ваше...
– Моя дочь, – тут его величество соизволил ухмыльнуться, – по-моему, совсем спятила.
– Дело поправимое, – вставил шут. – Бывает и хуже.
Король бросил на него сердитый взгляд, и тот немедленно умолк.
Я не знал, что и сказать, как отреагировать на это странное замечание монарха. Но тот продолжил тему:
– Хотя, если задуматься, все мы в той или иной степени помешанные. Разве не так, оруженосец?
Я с готовностью кивнул. Если не знаешь, что сказать, соглашайся с монархом. Золотые слова. Вполне годятся, чтобы стать жизненным девизом. В особенности если хоть чуточку дорожишь своей жизнью.
– Моя дочь к тебе весьма расположена, – заявил Рунсибел. – Было время, когда я считал, что она расположена только к тому, чтобы портить и отравлять жизнь всем вокруг, ставить державу на грань войны и сводить с ума учителей. Веришь ли ты, что люди со временем меняются, оруженосец?
– Полагаю, это воистину так, ваше величество. Он бросил на меня испытующий взгляд:
– А ты-то сам чувствуешь в себе перемены, оруженосец?
Я снова опустил глаза:
– Я... Не знаю, ваше величество.
– Честный ответ... Возможно, он именно о том и свидетельствует, что ты внутренне переменился, юноша.
Не зная, следовало ли мне считать эти слова похвалой или же, напротив, выражением неодобрения в мой адрес, я снова ничего не ответил. Что же до Рунсибела, то он никакой ясности в этот вопрос вносить не пожелал. Вместо этого отрывисто произнёс:
– Я распорядился, чтобы для тебя приготовили гостевую комнату. Там, разумеется, не так просторно, как в комендантском доме, но тебе одному места вполне хватит. Иди отдыхай. А то в казарме тебе глаз сомкнуть не дадут, замучают расспросами. Тот, кто в одиночку спас мою дочь от неисчислимых опасностей, заслуживает отдельного помещения для ночлега. Мы продолжим разговор завтра поутру. Ступай. Одклей тебя проводит.
Его высочество встал со своего кресла, подошёл к камину, в котором весело трещали поленья, и задумчиво уставился на огонь. Одклей просеменил к двери и без обычных своих ужимок кивком предложил мне следовать за собой, что я и сделал с большой охотой. Мы снова очутились во внутреннем дворике. На всём пути к гостевой комнате, который мы проделали в молчании, шут просто глаз с меня не сводил. Так пристально вглядывался в моё лицо, словно пытался определить, что я за фрукт.
«Долго же ему придётся так на меня пялиться, пока он наконец решит эту загадку, – с внутренней усмешкой подумал я, – ведь она и мне-то самому оказалась не по зубам».
У порога комнаты я с вежливой улыбкой произнёс:
– Спасибо, что показал мне путь в винный погреб Рунсибела.
Одклей растерянно заморгал:
– А-а-а, так это ты был. Я уж запамятовал, кому оказал эту услугу.
– Разумеется, это был я. Неужто у тебя память такая короткая?
– О-о-о, – шут поднял палец кверху, – память у меня просто перегружена, только и всего. Воспоминаний целый воз, едва в голове умещаются, и потому бывает, что фальшивые меняются местами с подлинными и наоборот. Понимаешь, о чём я?
– Спасибо, что тогда выручил меня, – повторил я, давая понять, что не склонён пускаться с ним в беседы на отвлечённые темы. Не видел в этом никакого смысла. Но и грубить человеку, который некогда оказал мне немалую услугу, не хотелось. С одной стороны, я его слегка презирал, с другой – не мог не
