Тут он запнулся и, подумав пару секунд, обернулся к Жолие.
– Антуан, ты вот сказал – «ранее неизвестное полотно»… В каком смысле «ранее неизвестное»?
– Э-э… я не эксперт по Ван Гогу, но объем его творчества весьма мал и, мне кажется, я сумел бы узнать любой из его известных автопортретов. Особенно из числа широко репродуцируемых. Людям нравится его «Звездная ночь» или «Подсолнухи», поэтому их копии можно часто увидеть на плакатах и так далее. Но вот этот автопортрет… Нет, не думаю, чтобы я его хоть когда-то видел.
– Что подводит нас к еще одному вопросу, – сказал Хенсон.
– Да, – подтвердил Жолие, – проблема Вермеера.
Мужчины принялись глубокомысленно кивать друг другу, пока не заметили, что Эсфирь отчаянно пытается сдержать себя в руках.
– Итак, проблема Вермеера Дельфтского, – начал объяснять Мартин. – Понимаешь, был такой голландский фальсификатор по имени Мегерен.
– Хан ван Мегерен, – уточнил Жолие.
– Он не делал поддельных копий с существующих полотен Вермеера, а вместо этого заимствовал его стиль технику и тематику, а потом писал новые картины так чтобы они походили на творения семнадцатого века
– И вуаля! Обнаружен новый Вермеер, – подхватил Жолие.
Хенсон поближе наклонился к Эсфири:
– Ты уверена, что твоя матушка ничего не говорила про какие-то картины, имевшиеся у отца?
– То есть у человека, который повесил на стену фото бейсбольной команды? И гравюрку по типу тех, что популярны в провинциальных гостиницах? Ну уж нет. Мать вообще ничего не говорила про этого мерзавца если не считать заявлений, будто он нас бросил. И как вы сами знаете, это неправда!
Хенсон поднял руки, сдаваясь под таким напором
– Извини, извини!
Жолие заинтересованно прищурил глаз.
– Гравюра, вы сказали?
– Утята в камышах.
– Ясно, – поморщился Жолие. – Вот уж действительно, «гостиничный жанр»!
Он сделал какую-то пометку в своих записях и продолжил:
– Вы знаете, это может показаться невероятным но в Голландии и Бразилии есть группы ученых, которые пытаются создать компьютерную программу, способную по корреляции многих параметров идентифицировать полотна. Своего рода распознавание оцифрованных образов с учетом характера мазков, использования того или иного цвета и так далее. Система кое-чего добилась, однако мы до сих пор полагаемся на экспертов. Пройдет еще несколько лет, и мы…
Тут он запнулся и поднял авторучку в воздух.
– Постойте! Что же я сразу не сообразил?! Боже, какое счастливое совпадение! Геррит Биллем Турн все еще может быть в Чикаго!
– Кто-кто? – заинтересовался Хенсон.
– Геррит Биллем Турн! Вот человек, к которому я могу вас направить! Один из виднейших специалистов по Ван Гогу в мире! Самый виднейший!
– И он живет в Чикаго? – спросила Эсфирь.
– Да нет же, он просто приехал для оценки нескольких графических работ Ван Гога по просьбе одного частного коллекционера. Я его видел в нашем главном зале всего лишь на прошлой неделе. Мы познакомились три года назад, на конференции в Австрии. Он говорит, что сейчас дело носит конфиденциальный характер, что-то в связи с разводом или вроде того. Помнится, я своими восторгами его так сконфузил… Мы бы его пригласили выступить с лекцией, если бы заранее знали, что он сюда собирается. Впрочем, экспертиза, по его словам, займет не менее недели.
– И он смог бы выяснить, подлинник ли это? – спросил Хенсон.
– Если не он, то больше некому. Ведь он так увлечен Ван Гогом… Ему представляется, будто Винсент достиг самой вершины живописи, после чего это искусство на весь двадцатый век пришло в упадок.
– Да, но ему не понадобятся те самые тесты, о которых вы упоминали? – забеспокоился Хенсон.
– Для вящей убедительности, возможно. Но он сразу разберется, это я вам обещаю. Он-то разберется.
Антуан потянулся к телефону.
– Мисс Хаймс, – сказал он в трубку, – будьте любезны, не найдете ли вы мистера Турна? Да-да, Геррит Биллем Турн. Попробуйте позвонить в «Палмер-хаус», может быть, он еще не уехал.
Он кинул взгляд на Эсфирь.
– Скрестите пальцы!
– Я очень признателен, – часом позже сказал Жолие, – что вы согласились нас принять. Извините, что так неожиданно…
Грузный мужчина, открывший им дверь, что-то невнятно буркнул, выдернул руку и вперевалку вернулся в комнату. При ходьбе он опирался на две трости, украшенные серебряными набалдашниками в форме театральных масок – одна комедийная, другая трагедийная. Добравшись до дивана, он медленно
