— Ха! Но я знаю, что прав.
Карен убрала со стола и подала десерт. Сейчас не время рассказывать ему правду. Нет. Определенно не сейчас. Пусть себе думает, что Карен Ист толстуха. Карен почувствовала легкое угрызение совести, но только легкое.
Пока они разговаривали, сгустились сумерки. Оранжевый диск солнца драматично повис над Гудзон- Ривер, а затем глупо скользнул в сторону и спустился к Нью-Джерси. Темнота подступала, а Карен и Эрик все еще болтали. Мерцающие свечи отбрасывали на стену за спиной Эрика его колыхающуюся тень. Его плечи казались на ней шириной в девять футов. Карен все болтала, оттягивая момент, о котором по- настоящему только и думала, тот момент, когда Эрик возьмет ее в свои руки, а она должна будет сказать ему: «Нет, только не сегодня».
Неожиданно он отодвинул стул, встал над столом и заграбастал ее в свои объятия раньше, чем она успела запротестовать.
— Дорогая Индира, — пробормотал он, коснувшись губами ее щеки, — я так долго ждал этого момента. Я боялся, что он никогда не наступит. — Его руки, его чудесные руки скользнули вниз, легли на ее талию сзади.
— Я тоже, — согласилась она раньше, чем вспомнила, что этот момент сегодня не должен был состояться.
— Мы снова создадим наш секретный сад, и в темноте нашей тайной ночи ты явишь мне свое волшебство. — Он погрузил руку в ее волосы и жадно прильнул к ее губам.
Ее разум требовал оттолкнуться от него, но тело:
— нет. И отвечая ему, изогнувшись навстречу ему, она растворилась полностью в его тени.
— Выпьем шампанского, — выдохнула она, — чудного, хорошего шампанского. Итальянского. Я сейчас принесу бутылку, и ты откроешь.
Карен пришла в кухню и бессильно прислонилась к стене. Она вся дрожала, ее тело горело. Трепетали даже волосы. Она повернула холодный кран и ополоснула лицо, затем достала ванночку со льдом и приложила кубик к дрожащим запястьям и пылающим щекам. Должен же найтись хоть один уголок, в котором можно без страха заняться любовью. Но единственным местом, приходящим ей на ум, был шкаф[17] в холле, весь забитый вещами. Она вытерла лицо полотенцем и отнесла вино Эрику.
Своими сильными пальцами он вышиб пробку с сильным хлопком и разлил вино по бокалам.
— Значит, вот на что ты похожа — сказал он, вручая ей бокал с пенящимся итальянским вином. — Когда я обнимал тебя, я чувствовал, как страсть закипает в тебе, как пузырьки в шампанском. Я мог чувствовать ту силу, которую ты сдерживала, чтобы она не вырвалась наружу.
Свечи догорели, и на какой-то момент Карен подумала, что, может быть, в конце концов будет достаточно темно, но, когда ее глаза привыкли к серой мгле, она поняла, что темнота все же недостаточна. Лицо Эрика отблескивало слоновой костью и золотом в свете уличных огней, глаза его сверкали в сумерках.
Он взял из ее рук бокал, снова заключил ее в объятия и опустился вместе с ней на диван.
— Индира, дорогая, — бормотал он, — ты отравила меня. Твои поцелуи пьянят сильнее вина. Позволь мне напиться, Индира. Позволь мне выпить из фонтана твоих губ.
Он приник к ее губам и пил их до тех пор, пока она поняла, что сейчас сойдет с ума от желания. Она должна сделать что-нибудь.
— Дорогой, — сказала она, когда наконец чуть высвободилась и смогла перевести дух, — ты не будешь возражать, если я переоденусь во что-нибудь более удобное? — Не дожидаясь ответа, она направилась в спальню, бросив ему на ходу:
— Можешь пока еще немного выпить. — Она проскочила холл, включила свет, заперла дверь и подтащила свое кресло-качалку — единственную прочную вещь в комнате — под люстру, скинула туфли и встала на сиденье, отчаянно цепляясь за спинку, в то время как кресло начало раскачиваться взад-вперед, словно взбесившаяся лошадь. Сердце ее бешено билось, когда она пыталась удержать равновесие. Потянувшись так высоко, как только могла достать, она уцепилась за латунный набалдашник, который держал абажур. Ее пальцам все же недоставало каких-нибудь трех дюймов. Нужно было чем-то воспользоваться, чтобы достичь цели.
Крепко держась обеими руками за спинку, она спустилась на пол, порылась в шкафу среди коробок с обувью, пока не нашла свою старую пишущую машинку в футляре. Ее вес придал ей уверенности, когда она положила ее на сиденье кресла. Снова взявшись за спинку, она залезла сначала на кресло, а потом на футляр. Кресло снова закачалось, но теперь она чувствовала себя уже более спокойно.
— Представь, что ты катаешься на лыжах, — прошептала она себе. — Думай, что ты на лыжах! — И она выпрямилась.
Ухватив латунный набалдашник, она трижды повернула его прежде, чем ее мозг зафиксировал то, что уже знали пальцы: набалдашник горячий.
О, черт! Она замахала рукой и прижала обожженные пальцы к губам. Конечно, горячий, ведь свет был включен. Когда Карен дунула на пальцы, кресло качнулось и поехало куда-то. Она попыталась схватиться за его спинку, но ей это не удалось. Она метнулась в другую сторону, и футляр выскочил из-под ног, сбросив ее на пол.
— С тобой все в порядке? — послышался голос Эрика из-за двери. — Отвечай, Индира! Все в порядке?
Она была не в состоянии ответить. Она не могла сделать даже вдоха. Вытащив из-под себя одну руку, Карен едва столкнула со своего живота что-то, по весу напоминающее гору Рушмор. Машинка со стуком свалилась на пол. А люстра под потолком светила прямо ей в глаза, словно посылая ослепляющее возмездие. Она закрыла глаза.
— Индира, отзовись! — просил Эрик, дергая дверную ручку.
— Со мной все в порядке, — откликнулась она слабым голосом.
— Я должен войти! — крикнул он.
— Моя каталка, — захныкала она, но он уже влетел в комнату, сорвав замок.
— Что случилось, дорогая? — Он освободил ее руку и обе ноги из-под кресла и осторожно ощупал всю, проверяя, не переломала ли она себе кости, спрашивая при каждом нажиме пальцами:
— Здесь не больно? А здесь? — Потом он посмотрел ей в глаза, нахмурившись. — Ты не ударилась головой? И что ты делала с этим креслом? А это что, пишущая машинка?
Она проигнорировала последние два вопроса.
— С моей головой все в порядке, честно, но что-то не так с правым коленом. Кажется, на него упало кресло.
— Вот это ты чувствуешь?
— Нет. А что я должна чувствовать?
— Я ущипнул тебя за пятку. Думаю, надо вызвать врача.
— О, нет, нет. Я в порядке.
В ее колене что-то словно пульсировало, и она немедленно вспомнила свою подругу Жанни, чья карьера в балете была прервана травмой хряща. Карен почувствовала тошноту.
Эрик осторожно ощупал ее колено.
— А я говорю, что нужно вызвать врача, — твердо заявил он.
— Пожалуйста, Эрик! — сказала она, стиснув зубы. — Не волнуйся.
Мысленно она уже видела, как Эрик везет ее в больницу Ленокс-Хилл и говорит клерку в приемном покое, что она Индира Сингх, в то время как он, не веря своим глазам, вертит в руках карточку Голубого Креста[18] на имя Карен Ист.
— Не дави на меня, — добавила она. Впервые с того момента, как Эрик нашел ее на полу, он улыбнулся.
— Разве не было написано, что разгневанная женщина подобна горящему дворцу, пылающее пламя которого не может погасить ни один мужчина?
— Так оно и есть, — слабо согласилась она.
— Лед. Вот что тебе нужно. — Он взял ее на руки и нежно уложил в кровать. — У тебя есть пузырь
