остановках! И это только начало, чувствую своими старыми слабыми костями.
— О, Боже! Не могу поверить! Но почему он ничего не сказал мне!
— Карен, не принимай близко к сердцу. Я хочу, чтобы ты пришла к двум часам в офис обсудить все это. Перед нами открываются бесконечные возможности — если только мы правильно разыграем наши карты.
Рассерженная тем, что Эрик ничего не рассказал ей, не предупредил, а только утопил еще глубже в том маскараде, с которым она была уже готова порвать, Карен вылила его кофе в мойку.
— Черт с ним, — сказала она, бессильно стукнув кулачком по раковине, черт бы их побрал, эти снимки! Конечно же, они купили их. И что теперь я должна делать?
— Гуд морген, любовь моя. С кем ты тут разговариваешь?
В дверях появился Эрик, его короткие трусики были красными, как сигнальный флаг.
— Эйлин, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Я разговаривала с Эйлин. Почему ты не сказал мне, что агентство купило фотографии, что ты сделал? Почему не сказал, что реклама имела успех? Ох, Эрик!
Ну как могла она объяснить ему, что этого не должно было случиться? Он выглядел таким изумительным и потрясенным ее вспышкой, что она почувствовала себя еще более несчастной.
— Я хотел сделать тебе сюрприз, любовь моя. Вся кампания развернется за неделю. Я уже заказал столик в «Литепии», чтобы отметить успех. Разве тебя это не радует? — Он привлек ее к себе и взлохматил ей волосы. — Я видел материалы для распространения — ты выглядишь настоящей красавицей, дорогая. И это только начало для нас, любовь моя. Вот увидишь. Как только другие рекламные агентства увидят эти снимки, все они начнут охотиться за тобой.
— За нами, — поправила она. — Никто не сможет так меня фотографировать, как ты.
— Ты права! — Он закружил ее в вальсе по кухне. — Мы образуем самую великую команду со времен Ноэля Коварда и Гертруды Лоуренс.
— Саймона и Гарфункеля.
— Со времен Юлю Линблада и Густы Энгстрем. — Он снова закружил ее и звонко поцеловал.
— А это кто такие?
— Артисты-канатоходцы, как ваш «Летающий» Уоллендас.
— Никаких интервью, Эйлин, я не буду давать никаких интервью. Никаких.
— Как скажешь, Карен, — согласилась Эйлин, переходя к следующему пункту в своих записях, что показалось Карен подозрительным.
Когда Карен пыталась возразить, что сейчас не время расширять ее маскарад в качестве Индиры, а наоборот, нужно покончить с ним, пока он не вышел из-под контроля, Эйлин улыбнулась ей той улыбкой, с помощью которой можно было бы продать зубной пасты больше, чем с любой другой улыбкой в мире. И с вкрадчивостью торговца змеиным жиром она подчеркнула, что все те клиенты, которые будут приглашать Индиру, будут также приглашать для съемок и Эрика.
— Ты должна сейчас думать не только о своей карьере, но также и о карьере Эрика. Нельзя быть эгоистичной, моя дорогая. Только подумай, что это может означать для его будущего, — она так и произнесла это слово, словно отливая его заглавными буквами. — Он, конечно, и сейчас занимает высокое положение, но этот успех сможет поднять его на самую вершину.
— Но как насчет нашего будущего? Эрика и моего? Мы любим друг друга, Эйлин.
— И почему бы вам не любить друг друга? Два влюбленных молодых человека это так естественно!
— Мне помнится, ты говорила, что любовь — потеря времени.
— Вы исключение, которое лишь подтверждает правило. Не цепляйся к моим словам.
— Я не цепляюсь. Я хочу, чтобы мы строили наши отношения на более прочном фундаменте, на честности и взаимном доверии. А я чувствую, что иду по высоко натянутому канату и что меня тошнит от высоты.
Она потерла свое колено.
— Карен, ты мечтательница… Попомни мои слова, очень немногие взаимоотношения зиждятся на доверии. А что с твоим коленом? Что-то не в порядке?
Карен отрицательно покачала головой. Эйлин снова заглянула в свои заметки.
— Утром мы говорили с «Арахисовым маслом Пеппи»…
— Ненавижу арахисовое масло. Не думала, что ты хочешь, чтобы я занималась чем-то, кроме классической роскошной рекламы.
— Они пытаются поднять свой имидж и согласны хорошо заплатить, просят, чтобы ты и Эрик помогли им.
Для Эрика, сказала себе Карен, я делаю это для Эрика.
— … «Блю Бутс» запускают новую линию изысканной ковбойской обуви. Они заплатят по высшему разряду, если ты и Эрик согласитесь надевать их обувь на те приемы с коктейлями, которые они будут давать…
— Ковбойские сапоги? Я? Индира в ковбойских сапогах?
— Ты будешь великолепно смотреться в этих новых образцах. Всю свою кампанию они строят на лозунге: «Ты не можешь быть ковбоем, если не любишь „Блю“».
Карен едва не подпрыгнула в своем кресле.
— О, Господи!
— И «Хэвенли Флэворс» хотят, чтобы ты рекламировала их новый сорт чая на травах.
— Я должна буду пить его? Единственный чай, который я люблю, это «Ред Зингер».
— Нет, нет, ты совсем не должна пить его. Ты просто должна сделать вид перед камерой, что обожаешь его. Он называется «Спокойной ночи, дорогая». Предполагается, что он помогает заснуть.
— Правда? А что в него входит?
— Ромашка, кора вишневого дерева, какой-то золотой корень, я всего не помню.
— Я слышала, что этот корень пробуждает сладострастие.
— Не будь дурочкой. Таких не существует. Кроме того, я пробовала этот чай несколько дней назад и мгновенно заснула.
Для Эрика, повторила про себя Карен, я делаю это для Эрика.
Глава 9
Дни Карен превратились в какую-то сумасшедшую гонку. Времени катастрофически не хватало. Съемки с Эриком начинались ранним утром. А ей приходилось еще выкраивать время, чтобы загорать под лампой и поспевать к всегда ожидающему ее Элги, который поддерживал блестящий, как антрацит, черный цвет ее волос и бровей. Отнимали время и посещения балетного класса, которые были необходимы для поддержания себя в форме, а еще и встречи с друзьями. Однако, на то, чтобы побыть с Эриком, времени никогда не оставалось.
После того как кампания рекламы шелка приобрела общенациональный характер, казалось, уже никто не мог продать свой продукт без Индиры и Эрика. Ее фотографировали пьющей колу, танцующей в обуви от «Блю Бутс», носящей джинсы, улыбающейся с бокалом белого вина. Фотографии Индиры появились на рекламных щитах и автобусах. Агент по подбору актеров для кинофильмов спрашивал, брала ли она когда- нибудь уроки актерского мастерства и не хотела бы сняться в эпизоде в «Ладье любви». Это было все равно что проснуться однажды утром и обнаружить, что весь мир сошел с ума. Каждая девочка-подросток, которой было достаточно лет, чтобы потратить свои карманные деньги на косметику, превращала себя в Индиру, обзаведясь по крайней мере одним сари и пятьюдесятью фунтами всяких браслетов для рук и ног. Индира стала объектом поклонения, хотя Карен с ее жизнью понятия не имела, что, собственно, она должна воплощать.
Эрик, казалось, был весьма смущен триумфом, но Карен — откровенно напугана Куда бы она ни шла, ее останавливали на улицах, чтобы взять автограф или интервью. На Эн-би-си хотели, чтобы она выступала
