Однако, взглянув на нее, он спохватился: – О господи! Кажется, я совегшил пгомах! Видишь, как она на меня смотгит? Словно хочет задушить меня или пгибить на месте! Я забыл, что ее габота в «Гегальд» – ужасный секгет!
Эстрадный оркестр заиграл хороший быстрый чарльстон. На лице у Грейс застыла улыбка.
– Хотите потанцевать, Джон?
Они с Крамером кружились и брыкались на танцевальной площадке, и она чувствовала, что на них смотрят. Грейс всегда была неравнодушна к хорошо танцующим мужчинам, как никогда не любила плохих танцоров. Они двигались почти прижавшись друг к другу, она обняла его за шею, понимая, что со стороны они похожи на влюбленных. Был только один человек в Лондоне, который так же хорошо вел ее в танце.
Ей пришлось напрячь все усилия, чтобы отогнать навязчивые воспоминания и успокоиться.
– Похоже, вы проводите много времени с моей сестрой, – бросила она, возвращаясь к своему столику.
– Нэнси славная женщина. Но вам это известно. Мы подружились.
Грейс вынула сигареты и предложила ему закурить.
– Она пережила тяжелую утрату. Я знаю, что вас тоже постигла эта участь.
– Так она вам рассказала? О моей жене?
Теперь Грейтс заметила, что он совершенно трезв. А ей ударил в голову хмель! Проклятые коктейли! Он-то к своему даже не прикоснулся! Полный бокал стоял на столе. Грейс протянула руки к Крамеру.
– Моя жена умерла пять лет назад, – спокойно заметил он. – Но это не имеет никакого значения. Я говорю о времени. Все эти разговоры о том, что время лучший доктор, – лишь пустая болтовня. Легкое утешение.
– Таких легких утешений слишком много, – сказала Грейс. – Война принесла столько потерь и горя, что мы перестали носить траурные одежды. Иначе мы бы все до сих пор ходили в черном. Лондон стал бы городом ворон. Но, скинув траурные одежды, мы разучились скорбеть. Мы, образно говоря, засунули их в ящик и потеряли ключ. Сейчас только и говорят, что надо не падать духом и никогда не сдаваться. Мы больше не понимаем, как необходимо говорить о своем горе.
– Как вы правы! – поддержал ее Крамер. – Я потерялся в своем потаенном мире скорби. После нескольких первых месяцев это стало чем-то невыразимым. Неприкасаемым. Полагаю, вы прошли через это. Взять вещи и положить их обратно в новом сочетании. Но никто не скажет тебе, в каком именно. – Он помотал головой. – Господи, как хорошо поговорить об этом с вами, Грейс! С вами и с Нэнси... только не отпирайтесь! Вы первые, с кем я смог нормально поговорить за долгое время!
– Нэнси меньше двух лет назад потеряла Джорджа.
– Я знаю.
– Она, возможно, кажется сильной и довольной жизнью, но это все внешнее. Внутри она еще очень слаба.
– Это я тоже знаю. – Джон как-то странно смотрел на нее.
– Резерфорды дружная семья. С тех пор как мы потеряли Джорджа, мы стали ближе друг другу.
– Грейс, я очень уважаю вашу сестру. И не веду с ней никакой игры. Мы друзья.
Внутри у Грейс что-то шевельнулось, и она сосредоточила взгляд на бокале с золотистым коктейлем.
– Хорошо. Имейте в виду, если вы причините ей боль, я вас убью! Потанцуем еще?
На этот раз они танцевали старомодный вальс. Пары медленно кружились, словно плыли по полу. Тесно прижавшись к Крамеру, Грейс вдыхала запах его кожи. Она предполагала, что ее сестра так же прижималась к нему, но почему-то не могла себе этого представить. Судя по прошлому, он не был героем романа Нэнси. Но ведь в прошлом ее здесь не было!
– Нэнси не любит усы, – прошептала она ему на ухо.
– А вы?
– Нельзя сказать, чтобы меня они очень волновали.
– Впрочем, вы любите американцев. По крайней мере, судя по тому, что пишете. Но может быть, я недостаточно красив?
– Что вас связывает с О'Коннеллом? Вы говорили, что терпеть его не можете, и в то же время повсюду следуете за ним, как собака!
Она почувствовала, что, услышав это имя, Крамер напрягся.
– А вы? Зачем вам сегодня понадобился этот нелепый парик?
– Просто я не хотела, чтобы он знал о моем присутствии. В вашем случае, кажется, все иначе. Вы искали встречи с ним!
Он отпустил ее, хотя оркестр еще продолжал играть, и вернулся к столику. Она последовала за ним.
Сев на свое место, Джон попросил официанта принести тоник с лимоном. Грейтс понимала, что ей не следует больше пить, но все равно заказала джин и вставила сигарету в длинный мундштук из черного дерева.
– Ну? – спросила она. – Вы расскажете мне о ваших отношениях с О'Коннеллом?
Вздох.
– В Йельском университете мы с ним дружили. Жили в одной комнате. Между нами встала девушка, совершенно особенная девушка, и нашей дружбе пришел конец.
Грейс выпустила кольцо дыма.
– Вы серьезно говорите, что все произошло из-за девушки?
– А разве не всегда бывает именно так? Она была совершенно особенной девушкой!
– Здесь должно было быть нечто большее, какой бы особенной она ни была! Это произошло много лет назад. С тех пор жизнь изменилась для вас обоих. Должна была измениться.
Он пожал плечами и беспомощно посмотрел на Грейс, что привело ее в ярость.
– Так что же произошло?
– Я женился на ней. А он написал книгу и в ней описал ее!
– Так вы были женаты на Веронике?
– Мою жену звали Евой.
Оркестр заиграл новую мелодию. Джазовую мелодию, звучащую все быстрее и быстрее. Танцующие закружили и запрыгали по полу. Грейс изо всех сил старалась привести в порядок блуждающие мысли.
– Послушайте, я мог бы сказать вам, что О'Коннелл негодяй, что он использует людей, что именно так он поступил с Евой и то же самое сделает с вашей сестрой, если вы дадите ему шанс! Но говорить это нет смысла, не так ли? На вас просто не подействует, потому что вы из тех, кого захватывает все таинственное! Чем больше гадостей я вам о нем расскажу, тем больше вы станете им интересоваться!
Грейс попыталась улыбнуться.
– Оставьте в покое мою таинственность!
Крамер покачал головой:
– Таинственность? Вы, безусловно, изо всех сил стараетесь сохранить анонимность и вашу дурацкую маскировку. Но, Грейс, под этим париком и шляпой вас все сегодня узнали! Вы прозрачны. А теперь давайте откровенно: вы не устоите перед искушением услышать его версию этой истории. А когда он наговорит вам обо мне кучу лжи, это заинтригует вас еще больше, и вы вернетесь ко мне за продолжением! Мы оба не успеем оглянуться, как вы сметете нас, как ураган!
Из ее ноздрей разгневанной струей вылетел дым.
– Простите?
– Выпьем, догогие? – Вернувшийся Шеридан положил одну руку на плечо Крамера, а другую – Грейс.
– Нет, спасибо, Шеридан! – Грейс поднялась. – Мне вообще-то уже пора.
– Ах, не уходите! Обещаю молчать и вести себя хорошо! – Но глаза Крамера по-прежнему озорно блестели.
Шеридан погрозил Крамеру пальцем:
– Ты мошенник и негодяй. Ггейси, догогая, не уходи. Этот человек негодяй, и я скогмлю его питонам, как
