ли она его как мужчину или только потому, что он запретный плод? Она надеялась на последний вариант, потому что в этом случае со временем все закончится само собой. Новизна ощущений пропадет, и они отдалятся друг от друга. И это было бы самым лучшим концом. Наименее болезненным. Как бы то ни было, каким-то способом ситуация должна разрешиться, иначе слишком много поставлено на кон.
Но скорее истощилось чувство вины, нежели влечение друг к другу. Ложь стала второй натурой. Они перестали бояться разоблачения и даже поверили, что продолжение их встреч отвечает интересам всех членов семьи. В конце концов, так они все становились счастливее, в том числе и Нэнси!
Такое представление постепенно складывалось у Грейс за десять месяцев их романа с Джорджем. Именно так она видела ситуацию до кануна двадцать четвертого дня рождения Нэнси, когда она отослала сестру с матерью в кино, а сама пошла спать со своим зятем, как это случалось много раз прежде.
Но 17 октября 1922 года что-то было не так. Грейс это почувствовала, поняла, когда ранее положенного времени услышала скрежет ключа в двери, а затем и голос матери:
– Вот так, дорогая! Иди и ляг на кушетку, а я приготовлю тебе настой ромашки!
Джордж крепко спал, положив голову на грудь Грейс. Ей пришлось долго расталкивать его, прежде чем он зашевелился, кашлянул и приподнялся.
– Ш-ш-ш! – Она поднесла палец к губам. – Они вернулись! Нэнси заболела или что-то в этом роде. Я оденусь и спущусь. Подожди несколько минут, а потом тоже спускайся.
Выскользнув из комнаты и спускаясь по лестнице, Грейс всем своим нутром почувствовала недоброе. Дело даже не в возможности быть застигнутыми врасплох: они и раньше были на волосок от разоблачения, и каким-то образом всегда выходили сухими из воды. Если человек верит и не подозревает, он просто не видит того, что творится прямо перед его носом. Не видит, потому что не ищет. Нет, тут было что-то другое!
– Нэнси, дорогая! – Войдя в гостиную, Грейс обнаружила бледную Нэнси на диване и мать, щупающую ей лоб, чтобы проверить, нет ли температуры. – Что случилось?
– Она потеряла сознание в кино, – объяснила Кэтрин. – Вдруг почувствовала слабость и побледнела. Через пять минут она заявила, что в полном порядке, но я сочла за лучшее отвести ее домой. Верно? Я сейчас приготовлю ей настой ромашки.
– А это обязательно? – взмолилась пациентка.
Когда мать вышла из комнаты, Грейс уставилась на сестру. Да, она была бледна. Но она выглядела... Она выглядела несказанно счастливой.
– Нэнси, что происходит? Ты больна или нет?
– Нет! – И Нэнси улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой. – Я хотела сказать тебе раньше, Грейс, но мне и слова вставить не давали, а затем момент был упущен, и вообще я думала, что сначала следует сказать Джорджу.
– Ах, моя дорогая!
Грейс бросилась к сестре с распростертыми объятиями, и в следующее мгновение весь мир полностью изменился. Крепко обнимая Нэнси, она подняла взгляд и увидела Джорджа, неуверенно стоящего в двери, лицо его скрывала тень.
– Ну, посмотри, кто пришел! – произнесла она как можно теплее. – Нэнси должна сообщить тебе что-то важное. – А затем уже спокойнее: – Думаю, мне лучше оставить вас одних!
«Жители Уэст-Энда!
Я никогда не была сторонницей карт. У меня нет терпения для бриджа; канаста меня смущает, а рамми напоминает о тех сырых воскресных вечерах в детстве, когда мне хотелось кричать о невыносимой мрачности жизни и рвать на себе волосы (это было еще до того, как я начала коротко стричься, когда у меня были длинные волосы, и этот жест выглядел очень эффектно). Итак, вы можете представить, как захватило меня намечающееся новшество в клубе «Сильвестра»: вист по средам. Если честно, от одной мысли о целом вечере за карточным столом в сопровождении медленного джаза «Сильвестра» меня клонило в сон. Но как же я ошибалась, читатель!
Во-первых, я обнаружила, что со времени моего последнего посещения оркестр Дэна Креймена стал играть гораздо быстрее. Хорошо, мистер Креймен, что вняли моему совету! Затем я открыла для себя, что вист – игра простая и легкая (как некоторые из моих знакомых, но не будем больше об этом!). Я быстро запомнила правила и, к своему удивлению, обнаружила, что игра мне нравится. Я попыталась отнестись к ней со всей серьезностью, к чему располагала вся обстановка. Столы на ночь покрывают зеленым сукном, на них ставят маленькие изящные лампочки, а рядом кладут новые, нетронутые колоды карт. Самым сложным для меня было сохранить полное спокойствие на лице, когда я заметила, что мой партнер самый настоящий шулер! Вообще-то это не должно было меня удивить. Само собой разумеется, что любой такой красивый и умный холостяк, как он, просто грязный негодяй, иначе на него уже давно кто-нибудь положил бы глаз и он был бы женат. Полагаю, что поход на вист по средам является самым лучшим способом проверить характер вашего нового кавалера! Репутация моего дьявольского друга в моих глазах пошатнулась, хотя он уверял, что играет по правилам и не допускает никакого мошенничества.
Но самое забавное в висте по средам – то, что происходит между партиями. После каждого кона и прежде, чем вы и ваш партнер перейдете к следующему столику, выигравшая девушка выбирает для танца или своего партнера, или сидящего напротив. Это было так восхитительно, колебаться между моим парнем и другим (мы выиграли совсем немного благодаря вышеупомянутой сомнительной тактике Дьявола), тогда как проигравшая леди сидела, курила и ждала, пока решится ее судьба. После тонких и одновременно жестких комбинаций виста чарльстон получался еще забавнее, и, кроме того, здесь не нужно было думать!
А еще, девушки, вы должны наведаться в «Селфридж», чтобы посмотреть новые купальные костюмы сезона. Мне известно из достоверных источников, что именно это носят в Довиле и на Ривьере. В основном они в смелую горизонтальную полоску, что не подходит для крупных леди. И не забудьте о купальной шапочке! Ваша стрижка нуждается в защите от песка и солнца!
А к концу недели мы должны подумать о Чарльзе А. Линдберге[19], отважном американском пилоте (да, они там летают с места на место), который, если позволит погода, совершит первый безостановочный одиночный перелет через Атлантику на своем аэроплане «Дух Сент- Луиса». Скрестите пальцы за этого славного героя, когда двадцатого он оторвется от Лонг-Айленда. И пальцы ног тоже. Скрестите все, что у вас есть. Когда он приземлится в Париже, в его честь устроят прием, который станет событием века.
Держу пари, он не мухлюет в карты.
Глава 8
Библиотека на Марилебон-роуд была переполнена. Люди сидели на складных креслах, поставленных рядами, стояли сзади – негде было яблоку упасть. Обычно эта комната походила на холодную пещеру, но сегодня здесь была страшная духота. Жара исходила в основном от тел. В этот теплый майский день многие пришли в тяжелых нарядных костюмах и шляпах, и в результате помещение комнаты оказалось неожиданно тесным. Официальные костюмы в большинстве своем были черными, поэтому аудитория имела несколько похоронный вид. Привычный аромат библиотечной пыли усиливался сильным запахом старых платяных шкафов и нафталиновых шариков.
Единственным шумом в толпе были случайный кашель или чиханье, чьи-то прерывистые вздохи и выдохи и еще какие-то приглушенные звуки, наверное, кто-то обмахивался листком бумаги, а может быть, это был звук всеобщего ожидания и тревоги. Но в конце концов к тихому жужжанию добавился неприятный гул, вибрирующий в ушах, зубах, животе. Гул, показавшийся Грейс явным нарастанием неисчезающего гула, составляющего фон жизни и находящегося за ее пределами, гула, который иногда слышишь, когда сидишь один в пустом доме или когда лежишь ночью в постели, пытаясь заснуть. Вероятно, шум крови в голове.
Этот вибрирующий гул, наполняющий библиотеку, исходил от женщины, сидящей впереди с закрытыми глазами и вытянутыми, сложенными чашечкой руками. Все присутствующие в зале смотрели на нее. Она пребывала в этой позе и гудела уже более пяти минут.
Грейс, сидящая с О'Коннеллом в девятом ряду (почти в самом конце зала), пыталась угадать возраст миссис Маккеллар. Мертвенно-бледное лицо без всяких признаков косметики говорило о солидном возрасте,
