Глава 16
Бреннан всегда считал, что пьянящий воздух Атлантиды насыщает его легкие куда лучше, чем тот, которым дышали наверху. Но только сейчас, сжимая в объятиях Тиернан, он, наконец, осознал, что это, когда с каждым вдохом ты чувствуешь, что действительно живёшь полной жизнью.
Только сейчас, существуя только в этот момент. В мгновение полного совершенства, вернувшись домой, в Атлантиду, с надеждой на будущее счастье, олицетворенное женщиной, которую обнимал так крепко.
Это счастье могло выбить почву у него из-под ног. Страх потерять ее леденил его сердце. Почему чувства так сильны и, в то же время, так противоречивы?
— Нам нужно возвращаться, — сказала Тиернан, высвобождаясь из его объятий. — Мы подобрались так близко. Нам нужно вернуться и узнать, что они замышляют. Я не могу упустить их, ведь я так тяжело и долго над этим работала.
— Исключено, клянусь девятью кругами ада! — решительно произнес Бреннан. — Я запрещаю.
Они стояли в дворцовом саду с Алексиосом и Грейс. Их окружал сладкий аромат цветов — жутковатый контраст в сравнении с опасностью, которой они только что избежали.
Она уперла руки в бока и уставилась на него.
— Неужели мы опять должны говорить об этом? У тебя нет прав запрещать или позволять мне делать что-либо. Если не хочешь возвращаться, отлично, но я обязательно вернусь на ту конференцию, как только ты с помощью магии отправишь меня отсюда.
Грейс опустилась на богато украшенную кованую скамью, вздохнув так, будто чувствовала усталость или боль.
— Это опасно, Тиернан. Они теперь точно знают, что что-то нечисто, ведь исчезли три их наемника. И не простые, а вампиры-наемники. К счастью, когда вампиры умирают, они рассыпаются в прах, следовательно, нет тел — нет улик.
Бреннан удивился, услышав, что Грейс согласна с ним. Она была бойцом до кончиков ногтей. Однако, она снова прижала руку к своему животу.
— Тебе плохо? Или у тебя что-нибудь болит?
Она взглянула на него, затем проследила за его взглядом. Ее лицо приняло необычное выражение, и Бреннан повернулся к Алексиосу и увидел на его лице точно такое же выражение.
— Какой у тебя срок? — улыбаясь, спросила Тиернан.
Грейс прикусила губу и пожала плечами.
— Рано или поздно это стало бы известно, — ответила она, улыбаясь Алексиосу, который стоял теперь возле нее и массировал ей плечи.
Бреннану потребовалось еще несколько секунд, чтобы понять, о чем речь. Но затем широкая улыбка осветила его лицо.
— Беременна? Ты беременна?
Алексиос кивнул, всем существом лучась от гордости и радости.
— Да. Мы еще никому не говорили, но…
— Но мы рады, что ты узнал первым, — произнесла Грейс, — Мы надеемся, что ты станешь одним из ее крестных.
Бреннан запрокинул назад голову и издал радостный возглас, затем, перепрыгнув через скамью, обнял друга и похлопал его по спине. Алексиос с чувством сжал друга в объятиях.
— Друг мой, — сказал Бреннан, наконец, понимая глубину чувств, скрывающуюся за этим словом. — Пускай жизнь принесет только радость тебе, твоей женщине и твоему ребенку.
Они пожали друг другу руки, и Бреннан увидел в глазах Алексиоса смесь счастья и беспокойства.
— Ты чувствуешь это, не так ли? — спросил Алексиос. — Ты, наконец, чувствуешь.
Бреннан лишь кивнул головой. Его сердце было слишком полно, чтобы позволить словам вырваться наружу. Он уклонился от темы, попросту обойдя скамейку и опустившись на колени перед Грейс.
— Добро пожаловать, сестра моя, — произнес Бреннан, беря ее за руку. — Я благодарен тебе за радость, которую ты принесла Алексиосу.
Грейс улыбнулась ему, а ее глаза блестели от непролитых слез.
— Замечательно, что ты можешь порадоваться за нас, Бреннан, — она положила руку ему на предплечье. — Мы разберемся с этим, ладно? С проклятьем? Я же потомок Дианы, как ни как. Человеку, посвятившему себя богу, нужно помогать другому, верно?
Тиернан, стоя за ним, издала тихий возглас. Бреннан оглянулся и увидел, что она тоже еле сдерживает слезы. Он встал и взял ее за руки.
— Почему ты плачешь, mi amara?
— Я не плачу, — ответила она, быстро моргая. — Что-то в глаз попало.
Она засунула руки в карманы.
— Поздравляю с пополнением, — сказала она Грейс. — Это замечательно, и я вполне понимаю, почему ты не хочешь рисковать, подвергая себя опасности. Но я обязана вернуться, независимо от опасности, неужели ты не понимаешь?
— Я понимаю, — Грейс вздохнула. — На твоем месте я поступила бы так же. Хоть я и не знаю причин, но предполагаю, что они очень важны для тебя.
Тиернан кивнула:
— Я пока не могу объяснить насколько это важно. Особенно сейчас. Уже поздно, и я устала. Тебе обязательно нужно отдохнуть, ради ребенка, поэтому, может быть, покажешь мне комнату для гостей? — Она явно обратилась с вопросом к Алексиосу, и Бреннана захлестнул жар.
— Я отведу тебя в свою комнату, и спать ты будешь в моей постели, — проворчал он. — Не проси помощи у другого.
Прежде чем она успела отреагировать — если судить по искоркам, опасно сверкавшим в темных глазах, возможно, собираясь снять с него шкуру своим острым язычком — он твердо схватил ее за руку и двинулся к дворцовым дверям, таща ее за собой.
— Бреннан, — окликнул его Алексиос. — Напоминаю тебе, что за подобное поведение тебе придется ответить. Говорю тебе по собственному опыту.
Он услышал смех Грейс или ему это только показалось, но все остальное заглушили тихие, неистовые проклятия Тиернан.
— Удивлен, что тебе знакомы даже такие словечки, — пробормотал он, толчком открывая дверь и ведя ее через прихожую.
— Если ты не притормозишь и не перестанешь дальше меня так тащить, то услышишь все словечки, которые я знаю, например, когда мое колено врежется тебе в…
Он заставил ее замолчать единственным знакомым ему способом: остановился, сгреб ее в охапку и продолжил путь к своим дворцовым апартаментам, сгорая от безумной решимости.
Она не сопротивлялась, но раздраженный взгляд, которым она его сверлила, расплавил бы и атлантийское морское стекло.
— Ты меня совершенно не знаешь, если думаешь, что тебе это сойдет с рук.
Он остановился напротив двери, которая вела в его комнаты, толкнул ее, все еще держа Тиернан на руках, и затем захлопнул ногой. В несколько коротких шагов Бреннан пересек комнату и бросил ее на кровать, навалившись сверху и накрывая ее тело своим прежде, чем она успела пошевелиться.
— Я тебя не знаю? — он обнажил зубы в чем-то, совсем не напоминавшем улыбку. — Я все еще ощущаю медовую сладость твоего тела на своем языке, mi amara.
Бреннан коленом раздвинул ее ноги и опустился на милые, роскошные изгибы ее тела, стиснув зубы, чтобы не застонать от первобытной потребности раздеть ее донага и слиться с ней воедино.
