Г-жа Пасклен (Сесили). Мы забываем о времени из-за этого!
Жан, который двинулся ей навстречу, получает 'это' прямо в лицо.
Он знает, что должен наклониться, поцеловать своего ребенка. Но не может... отчасти наперекор теще, отчасти из-за чувства непреодолимого физического отвращения.
С деланной непринужденностью он треплет пальцем мягкую щечку, маленький красный подбородок, запрятанный в мокрый нагрудник.
Жан. Она очень мила...
Он отходит.
Его неотступно преследует один вопрос: какое имя они дадут ребенку. Он и не подозревает, что девочка уже записана в мэрии.
Как ее назовут?
Г-жа Пасклен (непререкаемым тоном). Ее зовут Мари.
Жан (словно делая усилие для того, чтобы запомнить трудное имя). Мари...
Он смотрит издали на незнакомую, вздувшуюся от молока грудь, в которую по-хозяйски вцепились крохотные пальцы ребенка. Смотрит на маленькое, быстро сосущее тельце, трепещущее жаждой жизни. Смотрит на Сесиль, на ее новое лицо: бледное, полноватое, помолодевшее, - лицо прежней Сесили...
Вдруг она меняет положение, чтобы поддержать ребенка, и он замечает у нее на пальце кольцо... Они обручились; он возвращался из Парижа с маленьким футляром в кармане; он застал Сесиль одну и опустился перед ней на колени, чтобы от всего сердца надеть ей на палец это кольцо, это звено, эту цепь...
Молодость, нежность - все позади... О, как безумно, как искренне ему хотелось дать счастье и самому насладиться им!..
Он приподнимает саван: он тревожит прах двух влюбленных - Сесили и Жана. Он чувствует, что стал другим. Она тоже... Теперь они оба такие разные!
Что делать?
Двадцать дней спустя.
Комната Сесили.
Сесиль. ...Я не согласна, Жан. Сесиль! Сесиль. Нет!
Жан. На тебя влияет мать. Возвратимся в Париж, одни, как можно скорее, и я уверен, что... Сесиль. Я не уеду до крестин. Жан. Хорошо. Сесиль. И ты будешь на них присутствовать.
Молчание.
Жан. Я уже сказал тебе: нет. Сесиль. Тогда можешь ехать один.
Снова молчание.
Сесиль подходит к окну, приподнимает занавес и стоит неподвижно, повернувшись к Жану спиной и прижавшись лбом к стеклу.
Жан (устало). Послушай... Мы каждый день спорим... Немые сцены, оскорбительные намеки, потоки слез... Я больше не в силах сносить... Теперь еще одна сцена. К чему все это?
Сесиль не двигается.
(Стараясь говорить спокойно.) Надо избежать непоправимого... Повторяю тебе, я согласен продолжать нашу совместную жизнь, жить, как мы жили раньше. Я даже готов пойти на уступки.
Сесиль (оборачиваясь). Ты лжешь... Ты не идешь ни на какие уступки.
Жан (печально). Как ты кричишь, Сесиль...
Снова молчание.
Напротив, ты отлично знаешь, что я готов на уступки, лишь бы изменить положение, в какое мы попали. И вот доказательство: если б я был один и свободен, то избавил бы девочку от всякого влияния религии; я воспитал бы ее таким образом, чтобы ей не пришлось вести в будущем такую жестокую борьбу с собственной совестью, какую пришлось выдержать мне...
Сесиль (с дрожью). Замолчи, ты внушаешь мне ужас!
Жан. Я говорю о том, что сделал бы, будь я один. Но нас двое, это наш общий ребенок, у тебя такие же права на него, как и у меня, я помню об этом. Я не стану мешать тебе воспитывать девочку в твоей вере. Но лицемерить во имя этого я отказываюсь. Уж на это, кажется, у меня есть полное право.
Сесиль (непримиримо). Нет, нет, нет! Это моя дочь, у тебя нет ни малейших прав на нее! Я их никогда не признаю! Отныне ты их полностью утратил; ведь есть же дети, у которых отец - калека или находится в сумасшедшем доме.
Жан (растерянно). Сесиль... Неужели мы так далеки, так безнадежно далеки друг от друга.
Сесиль. О да, безнадежно далеки! Я устала бороться... Вся наша жизнь была бы сплошной мукой... Сегодня крестины; завтра - катехизис; послезавтра - первое причастие... Мне приходилось бы защищать ее от тебя - каждый день, каждый час... Защищать ее от примера, от позорного примера твоей жизни... Нет, нет, у меня теперь только один долг: спасти свою дочь, спасти ее от тебя.
Жан. Чего же ты от меня хочешь?
Сесиль подходит к нему с искаженным лицом.
Сесиль. Чего я хочу? Ах, боже мой, я хочу, чтобы все это прекратилось, чтобы все это прекратилось! Я не требую, чтобы ты стал таким, как раньше, я не знаю, способен ли ты еще на это, думаю, что нет... Но я хочу, чтобы ты хотя бы не высказывал публично свои ужасные идеи! Я хочу, чтобы ты присутствовал на крестинах своей дочери! Я хочу, чтобы ты обещал мне...
Она разражается рыданиями, шатаясь, делает несколько шагов и падает на скамью для молитвы, закрыв лицо руками.
(Плача.)... что у меня будет в конце концов муж, которого бы я не стыдилась... что у меня будет такой муж, как у всех женщин... что мы станем жить, как живут в других семьях.
Жан. Для себя я требую лишь такой же свободы, какую предоставляю тебе!
Сесиль (поднимаясь, вне себя). Этого никогда, никогда не будет!
Жан (после паузы). Что ж тогда будет?
Она не отвечает.
Выходя за меня замуж, ты захотела взять от жизни больше, чем в силах вынести!
Сесиль. Это ты меня обманул! Ты мне солгал! Меня ты не можешь упрекнуть ни в чем: я осталась такой же, какой была...
Жан (пожимая плечами; едва слышным голосом). Разве можно быть уверенным в том, как будешь мыслить впоследствии, и принимать на себя в этом смысле вечные обязательства?..
Сесиль (слушает его с выражением ужаса). Отступник!
Жан смотрит на нее, не говоря ни слова: какая пропасть между ними!
Делает несколько шагов по комнате. Затем останавливается перед женой.
Жан (решив идти до конца). Что ж тогда будет? Сесиль, сжав лоб руками, молчит.
(Ледяным тоном.) Что ж тогда будет? Сесиль (кричит). Уходи! Уходи!
Молчание.
Жан (мрачно). Ах, Сесиль, не испытывай моего терпения...
Сесиль (рыдая). Уходи!
Жан. Что значит: 'уходи'?.. Развод?
Сесиль перестает плакать; отнимает руки от лица и со страхом смотрит на Жана.
(Засунув руки в карманы, с недоброй усмешкой.) Ты думаешь, достаточно крикнуть 'уходи!'. Ты, видно, не знаешь, что если женщина хочет жить как ей заблагорассудится и сохранить при себе ребенка, необходим процесс... необходимо судебное постановление...
Он продолжает говорить... Но он уже почувствовал, как, наперекор его воле, наперекор его словам, его внезапно захлестывает волна неизведанной, пьянящей радости, безграничное желание близкой свободы, яростная жажда жизни!
Он продолжает говорить... Но уже видит там, далеко впереди, то, от чего больше не в силах отвести взгляд: он видит впереди... яркий свет!
