– Я вас не понимаю, – возразила она.
– Очень хорошо понимаете, потому что покраснели до ушей.
– Уверяю вас, сударь, вы ошибаетесь.
– О нет, нет! Я очень хорошо знаю, что говорю.
– Перестаньте шутить, прошу вас.
– Я не шучу, виконт, и вот вам доказательства. Назад три недели я имел честь встретить вас в мужском платье на берегах Дордони в сопровождении верного вашего Помпея. Господин Помпей все еще служит у вас? А, вот и он сам! Уж не скажете ли вы, что я не знаю и доброго господина Помпея.
Помпей и дама посмотрели друг на друга с изумлением.
– Да, да, – продолжал Ковиньяк, – это удивляет вас, прелестный виконт, но вы не осмелитесь сказать, что я встретил не вас близ гостиницы Бискарро.
– Правда, мы там встретились.
– Изволите видеть!
– Только тогда я была переодета.
– Нет-нет, вы теперь переодеты. Впрочем, я понимаю дело: приметы виконта де Канба разосланы по всей Гиенне, и вы считаете благоразумным, чтобы не возбудить подозрения, носить женский костюм, который, если говорить правду, чрезвычайно вам к лицу.
– Милостивый государь, – сказала виконтесса с замешательством, которое тщетно старалась скрыть, – если бы в вашем разговоре не было нескольких разумных слов, я подумала бы, что вы сумасшедший.
– Я не скажу вам того же, и переодеваться – дело очень благоразумное, когда вступаешь в заговор.
Дама посмотрела на Ковиньяка с еще большим беспокойством.
– В самом деле, – сказала она, – мне кажется, что я вас видела где-то, но никак не могу вспомнить...
– В первый раз вы меня видели, как я уже сказал вам, на берегах Дордони.
– А во второй?
– В Шантильи.
– В день травли?
– Именно так.
– Так мне нечего бояться вас, милостивый государь, вы нашей партии.
– Почему же?
– Потому что были в гостях у принцессы.
– Позвольте заметить, что это ничего не значит...
– Однако же...
– Там было так много народа, что не может быть, чтобы все одни друзья.
– Берегитесь, я дурно о вас подумаю.
– Думайте что угодно, я не рассержусь.
– Но что же вам угодно?
– Хочу, если вы позволите, принять вас в этой гостинице.
– Благодарю вас, сударь, потому что не имею в вас нужды. Я жду здесь одного знакомого.
– Прекрасно! Извольте сойти с лошади, и до приезда ожидаемого гостя мы поговорим.
– Как прикажете? – спросил Помпей у виконтессы.
– Спроси комнату и вели готовить ужин, – отвечал ему Ковиньяк.
– Позвольте, милостивый государь, кажется, я должна здесь распоряжаться.
– Это еще неизвестно, виконт, ведь я начальник в Жоне и у меня пятьдесят человек солдат. Помпей, скорее готовить ужин!
Помпей повиновался.
– Так вы арестуете меня, милостивый государь? – спросила дама.
– Может быть.
– Что это значит?
– Да, это зависит от будущего нашего разговора. Но извольте же сойти с лошади, виконт, вот так... Позвольте предложить вам руку... Трактирный слуга отведет вашу лошадь в конюшню.
– Я повинуюсь вам, сударь, потому что вы сильнее, как вы сами сказали. Я не имею никаких средств сопротивляться, но предупреждаю вас, что тот, кого я жду, офицер короля.
– В таком случае, виконт, вы представите меня ему, я буду очень рад познакомиться с ним.
Виконтесса поняла, что сопротивляться нельзя, и пошла вперед, показав странному своему товарищу, что он может идти за нею.
Ковиньяк проводил ее до дверей комнаты, приготовленной Помпеем, и хотел уже сам войти туда, как вдруг Фергюзон, взбежав поспешно по лестнице, сказал ему на ухо:
– Капитан! Карета тройкою... В ней молодой человек, замаскированный... У дверец два лакея.
– Хорошо, – отвечал Ковиньяк, – это, верно, ожидаемый гость.
– А, здесь ждут гостя?
– Да, и я пойду встречу его. А ты оставайся здесь, в коридоре. Не спускай глаз с двери: входить могут все, и никого не выпускай.
– Будет исполнено.
Дорожная карета остановилась у гостиницы. Ее провожали четыре человека из роты Ковиньяка, они встретили путешественника на дороге и принялись провожать его.
Молодой человек, одетый в голубое бархатное платье и закутанный в меховой плащ, лежал в карете. Когда вооруженные люди окружили его, он беспрестанно предлагал им вопросы, но, не получая ответа и видя, что ничего не добьется, он решился ждать. Иногда только он приподнимал голову и смотрел, не является ли какой-нибудь начальник, у которого он мог бы спросить о странном поведении этих людей.
Впрочем, нельзя определить, какое впечатление произвел на молодого путешественника этот случай: лицо юноши было прикрыто, по тогдашней моде, черною шелковою маскою, которая в то время называлась волком. Впрочем, те части лица, которые выказывались из-под маски, то есть верх лба и подбородок, были прекрасны и показывали молодость, красоту и ум, зубы были маленькие и белые, и глаза блистали сквозь отверстия маски.
Два огромных лакея, бледных и испуганных, хотя у каждого из них было по мушкету, ехали возле кареты. Картина могла бы представлять сцену разбойников, останавливающих путешественника, если бы все это происходило не днем, не возле гостиницы, без веселой фигуры Ковиньяка и спокойных лиц ложных разбойников.
Увидав Ковиньяка, который вышел из гостиницы после разговора с Фергюзоном, молодой путешественник вскрикнул и живо поднял руку к лицу, как бы желая убедиться, что маска все еще у него на лице. Потом, ощупав маску, он несколько успокоился.
Хотя его движение было едва заметно, однако же оно не ускользнуло от внимания Ковиньяка. Он посмотрел на путешественника, как человек, привыкший разбирать приметы; потом невольно вздрогнул, но скоро оправился, очень приветливо снял шляпу и сказал:
– Добро пожаловать, сударыня.
Путешественник еще более изумился.
– Куда вы едете? – спросил Ковиньяк.
– Куда я еду? – повторил путешественник, как будто не заметив слова «сударыня». – Куда я еду? Вы должны знать это лучше меня, если мне нельзя ехать, куда я хочу. Я еду, куда вы меня повезете.
Ковиньяк отвечал:
– Позвольте заметить вам, милостивая государыня, что это не ответ. Ваш арест продолжится несколько минут. Когда мы потолкуем немного о наших общих делишках с открытыми лицами и сердцами, вам позволено будет ехать далее.
– Извините, – сказал путешественник, – прежде всего позвольте мне поправить одну вашу ошибку. Вы принимаете меня за женщину, между тем как видите по платью, что я мужчина.
– Вы, верно, знаете латинскую пословицу: Ne nimium crede colori. Умный не судит по наружности, а я стараюсь казаться умным. Из всего этого выходит, что под вашим ложным костюмом я узнал...
