После того, как он сказал, случилась странная вещь: все эти преступники, которые, сочтя Мюрата за собрата, встретили его воплями и смехом, теперь склонились перед королевским достоинством, которого не уважали Пелегрино и Трента Капелли, и отступили в молчании в глубину тюрьмы. Несчастье даровало новое посвящение Иоахиму.
Комендант Маттеи пробормотал что-то в извинение и пригласил Мюрата последовать за ним в приготовленную для него комнату, но перед тем как выйти, Мюрат порылся в карманах, вытащил горсть золотых монет и рассыпал их по полу.
— Возьмите, — сказал он, обернувшись к заключенным, — чтобы вы не говорили, что король, вас посетивший, хотя и пленный и развенчанный, не выказал вам щедрости.
— Да здравствует Иоахим! — закричали узники.
Мюрат горько улыбнулся. Эти же самые слова, будь они повторены таким же числом голосов час тому назад на общественной площади, вместо пленника, сделали бы его королем Неаполитанским. Последствия чрезвычайно важные иногда вытекали из незначительных причин, так что, можно подумать, что Бог и сатана играют в кости на жизнь и смерть людей, на возвеличение и падение империй.
Мюрат последовал за комендантом Маттеи. Тот привел его в маленькую комнатку, принадлежавшую консьержу и уступленную им королю. Маттеи собирался уходить, когда Мюрат позвал его.
— Господин комендант, я желал бы принять душистую ванну, — сказал он.
— Сир, это трудно исполнить.
— Вот тридцать дукатов, пусть скупят весь одеколон, какой найдется. Ах, да, и пусть пришлют ко мне портного.
— Здесь не найдется человека, способного сделать что-нибудь, кроме крестьянской одежды.
— Пусть поедут в Монтелеоне и привезут оттуда то, что найдут.
Комендант поклонился и вышел.
Мюрат сидел в ванне, когда ему доложили о приходе шевалье Алкала, генерала принца Инфантадо и губернатора города, который распорядился, чтобы принесли дамасские одеяла, простыни и кресла. Мюрат был растроган таким вниманием и в нем нашел себе успокоение.
В тот же день прибыл из Санта-Тропеа генерал Нунцианте с тремя тысячами человек. Мюрат увидел с удовольствием старого знакомого, но с первых же слов понял, что он находится перед судьей. Начался форменный допрос. Мюрат ограничился ответом, что он отправился с Корсики в Триест с пропуском императора Австрии, но буря и недостаток в пище заставили его высадиться в Пиццо. На все другие вопросы Мюрат ответил глубоким молчанием. Затем, утомившись, он сказал:
— Генерал, вы не могли бы одолжить мне сюртук, чтобы я мог из ванны выйти?
Генерал понял, что больше ничего не добьется, поклонился королю и вышел. Десять минут спустя Мюрат получил военный костюм, который тотчас же надел, после чего спросил чернила и перо и написал генералу, командиру австрийских полков в Неаполе, чтобы объяснить ему свою задержку в Пиццо. Окончив послание, он поднялся, немного походил в волнении по комнате, затем, нуждаясь в свежем воздухе, распахнул окно, вид из которого открывался на берег, где его арестовали.
Два человека рыли яму в песке у подножия маленького холма. Закончив рыть, они вошли в соседний дом и скоро вышли оттуда, неся на руках труп. Труп был совершенно голый, но по длинным и черным волосам, по молодым формам тела король узнал Кампану. Это был тот из его боевых товарищей, кого любил он больше всех. Сцена погребения, увиденная из окна темницы, тронула Мюрата гораздо сильнее, чем его собственное несчастье. Крупные слезы показались на его глазах и потекли по лицу. В этот момент вошел генерал Нунцианте и поразился смоченным слезами лицом короля. Услышав шум, Мюрат повернулся и, заметив удивление старого солдата, сказал:
— Да, генерал, да, я плачу. Я плачу об этом двадцатичетырехлетнем ребенке, которого доверила мне его семья, причиной смерти которого был я. О, Кампана! Кампана! Если я когда-нибудь взойду на трон, то воздвигну тебе королевскую усыпальницу.
Генерал приказал приготовить обед в комнате, примыкавшей к той, которая служила темницей королю. Мюрат последовал за генералом, сел за стол, но есть не смог. Зрелище, свидетелем которого он стал, разбило ему сердце — ему, человеку, который храбро сражался на полях под Абукиром, Эйлау и Москвой.
После обеда Мюрат вернулся в свою комнату, передал генералу Нунцианте несколько различных писем, написанных им, и попросил оставить его одного. Генерал вышел.
Мюрат побродил по комнате, останавливаясь время от времени перед окном, но не открывая его. Преодолев, наконец, отвращение, он протянул руку к задвижке и потянул к себе раму. Ночь была спокойная, и берег ясно различался. Мюрат отыскал глазами место, где похоронен был Кампана, после чего захлопнул окно с яростью и бросился одетым на кровать. Затем, боясь, что его волнение припишут страху, разделся, лег и заснул, проспав всю ночь.
9?го числа утром явились портные. Он заказал им военный сюртук, детали которого сам объяснил им с фатовской изобретательностью. Именно этим делом был занят Мюрат, когда вошел генерал Нунцианте и стал печально наблюдать за королем. Генерал только что получил телеграммы, приказывавшие ему судить неаполитанского короля, как врага отечества, военным судом. Но он нашел короля, дающего распоряжения портным, таким простодушным, спокойным и почти веселым, что у него не хватило мужества объявить ему весть о предании его суду, и он решил задержать составление военной комиссии до того времени, когда будет получен письменный приказ. Приказ пришел 12?го числа и заключал следующее:
Другое постановление министра содержало в себе имена членов комиссии. Это были: Джузеппе Фаскуло, адъютант, комендант и начальник гарнизона, председатель; Рафаэлло Скальфаро, начальник легионов нижней Калабрии; Латерео Натали, подполковник королевского флота; Дженнаро Ланцетта, подполковник корпуса инженеров; В. Т., капитан артиллерии; Франсуа Венже, капитан артиллерии; Франческо Мартеллари, лейтенант артиллерии; Франческо Фройо, лейтенант 3?го полка; Джиованни делла Камера, генеральный прокурор судебной палаты в нижней Калабрии; и Франческо Папавасси, секретарь.
Комиссия собралась в шесть часов утра 13?го октября. Капитан Стратти вошел в темницу короля. Тот спал глубоким сном. Капитан хотел неслышно выйти, но по дороге к двери он уронил стул. Мюрат проснулся.
— Что вам нужно от меня, капитан? — спросил король.
Стратти хотел говорить, но голос ему изменил.
— Ага! — сказал Мюрат. — Вероятно, вы получили новости из Неаполя?
— Да, сир, — пролепетал Стратти.
— Что же они гласят? — спросил Мюрат.
— Предать вас суду, сир.
— И по чьему же, скажите на милость, приказу? Разве нашлись равные мне, которые бы меня судили? Если меня считают королем, надо бы собрать королевский совет, если меня считают маршалом Франции, необходимы для этого маршалы, а если меня считают генералом, самое меньшее, что можно предположить, необходим совет генералов.
— Сир, вы объявлены врагом отечества и как таковой подлежите суду военной комиссии, это закон, который вы сами издали против преступников.
— Этот закон был издан против грабителей, а не против королевских особ, сударь, — сказал Мюрат высокомерно. — Я готов к тому, что меня убьют, но я не поверю, что король Фердинанд способен сделать это.
