которая сегодня утром появилась в вашей газете?
— Это не о королеве.
— «Аттенаутна» — это «Антуанетта» наоборот… О, не лгите! Это было бы так пошло и так гнусно, что я не стал бы ни бить вас, ни даже убивать, а содрал бы с вас кожу живьем! Отвечайте решительно. Я спрашиваю вас: вы — единственный автор этого памфлета?
— Я не предатель, — выпрямившись, отвечал Рето.
— Превосходно! Это значит, что у вас есть соучастник. И, разумеется, это тот человек, который купил у вас тысячу экземпляров этой диатрибы note 36. Это граф Калиостро, как вы сейчас сказали, — вот кто! Что ж, граф расплатится за себя, а вы расплатитесь за себя. Но, — продолжал Шарни, — так как вы первым очутились у меня в руках, вы и расплатитесь первым.
И он поднял трость.
Не успел он закончить свою речь, как крик, который испустил Рето, показал, что Шарни от слов перешел к делу.
Наконец, устав бить, Шарни остановился, а Рето, устав от взбучки, распростерся на полу.
— Итак, — заговорил Филипп, — вы кончили?
— Да, — отвечал Шарни.
— В таком случае, откройте мне дверь.
— Проходите, господин де Таверне… Этот мерзавец отведет нас к своему печатному станку.
— Но мой станок не здесь, — сказал Рето.
— Ложь! — угрожающе вскричал Шарни.
— Нет, нет! — воскликнул Филипп, — вы же видите: он говорит правду, буквы в наборной кассе, остался Только тираж. А вот тираж должен быть в целости, не считая тысячи экземпляров, проданных графу Калиостро.
— В таком случае он изорвет тираж в нашем присутствии.
— Он сожжет его — так будет вернее. Филипп, принимая именно этот способ удовлетворения, подтолкнул Рето по направлению к лавке.
Глава 9. О ТОМ, КАК ДВА ДРУГА СДЕЛАЛИСЬ ВРАГАМИ
Альдегонда, однако, услышав вопли своего хозяина и обнаружив, что дверь заперта, побежала за жандармами.
Но до тех пор, пока она не вернулась, у Филиппа и Шарни было время, чтобы зажечь яркий огонь первыми экземплярами газеты, а затем побросать туда, разрывая один за другим, остальные листки, сгоравшие по мере того, как их касался язык пламени.
Первые винтовочные приклады застучали по плитам вестибюля, когда загорелся последний экземпляр газеты.
К счастью, Филипп и Шарни знали дорогу, которую неосмотрительно показал им Рето.
Когда Таверне и Шарни очутились на улице Вье-Огюстен, Шарни обратился к Филиппу.
— Теперь, когда наша экзекуция совершилась, — заговорил он, — буду ли я столь счастлив, что смогу надеяться на вашу снисходительность?
— Тысяча благодарностей. Я хотел задать вам тот же вопрос.
— Спасибо. Дело в том, что я приехал в Париж по личным делам, которые, вероятно, задержат меня здесь на несколько часов.
— Меня также.
— Разрешите мне распрощаться с вами, я же поздравляю себя с честью и счастьем, которые обрел при встрече с вами.
— Разрешите мне вернуть вам ваш комплимент и присовокупить к нему мои самые сердечные пожелания, чтобы дело, по которому вы приехали, закончилось так, как вы того хотите.
И молодые люди раскланялись учтиво, с улыбкой, но под этой учтивостью нетрудно было разглядеть, что во всех фразах, которыми они обменялись, принимали участие только губы.
Расставшись, оба повернулись друг к другу спиной.
Но оба молодых человека снова встретились, выходя на улицу Нев-Сен-Жиль.
Оба остановились я посмотрели друг на друга, но на сей раз нимало не давали себе груда скрыть свою мысль.
На сей раз обоих посетила одна и та же мысль: потребовать объяснений у графа Калиостро — Господин де Шарни! — заговорил Филипп. — Я уступил вам в одном, а вы могли бы уступить мне в другом. Я предоставил вам удары тростью — предоставьте мне удары шпагой.
— Полагаю, — отвечал Шарни, — что вы оказали мне эту любезность, потому что я пришел первым, а не по какой-либо иной причине.
Филипп сделал шаг вперед.
Шарни остановил его.
— Одно слово! — сказал он. — Я думаю, что мы с вами поймем Друг друга.
Филипп мгновенно остановился. В голосе Шарни зазвучала угроза, и это ему понравилось.
— Что ж, я слушаю, — сказал он.
— Если мы с вами, отправляясь требовать удовлетворения у господина Калиостро, пройдем через Булонский лес, то это займет больше времени, я это прекрасно понимаю, но полагаю, что таким образом наш спор будет окончен.
Молодые люди, которые с первого взгляда почувствовали, что они соперники, и которые при первом же подходящем случае сделались врагами, прибавили шагу, чтобы поскорее добраться до Королевской площади. На углу улицы Па-де-ла-Мюль они увидели карету Шарни.
Шарни, не утруждая себя больше ходьбою, сделал знак своему выездному лакею. Карета подъехала к ним. Шарни пригласил Филиппа занять в ней место, и карета покатила по направлению к Елисейским полям.
У де Шарни были великолепные лошади; меньше, чем через четверть часа, они были в Булонском лесу.
Когда кучер нашел в лесу удобное место, Шарни остановил его.
Мало-помалу Филипп и Шарни все углублялись и углублялись в лес.
— Если вы ничего не имеете против, господин де Шарни, — заговорил Филипп, — то вот, по-моему, прекрасное местечко.
Граф поклонился и обнажил шпагу.
— Полагаю, — сказал он, — что мы с вами не должны касаться истинной причины ссоры, Филипп не ответил.
— Что ж, назову вам истинную причину: вы искали ссоры со мной — ведь начали ссору вы, а искали вы ссору из ревности.
Филипп помолчал.
— Граф! — сказал он. — По правде говоря, я опасаюсь, что вы сошли с ума.
— Вы хотели убить господина Калиостро, чтобы понравиться королеве, не так ли? А чтобы понравиться королеве наверняка, вы хотите убить и меня, но убить насмешкой?
— Ах, это вы напрасно! — нахмурив брови, воскликнул Филипп. — Это слово доказывает мне, что сердце у вас не такое благородное, как я думал!
— Что ж, пронзите это сердце! — отвечал Шарни, распахнувшись в ту самую минуту, когда Филипп выставил ногу вперед и сделал быстрый выпад.
Шпага скользнула вдоль ребер и проложила кровавую бороздку под тонкой полотняной рубашкой.
— Наконец-то я ранен! — весело сказал Шарни. Он зашатался, и Филипп не успел подхватить его. Он поднял его на руки так, как поднял бы ребенка, и донес до кареты; Шарни был в полуобморочном состоянии.
Его уложили в карету; он поблагодарил Филиппа кивком головы. — Поезжай шагом, кучер, — сказал Филипп.
— А вы? — пролепетал раненый.
— О, за меня не беспокойтесь!
Оглянувшись в последний раз и увидев, что карета вместо того, чтобы, как и он, вернуться в Париж,
