слабость сердца и сила духа: в иные минуты в вас так мало женского, что меня это пугает. И вы так очаровательны в другие минуты, что я благословляю за это Небо и благословляю вас!
Галантный кардинал завершил свою галантную речь поцелуем.
— Довольно! Не будем больше говорить об этом, прибавил он.
— Будь по-твоему, — еле слышно пробормотала Жанна, — но полагаю, что рыбка попалась на удочку.
Жанна оказалась права.
Выходя на следующий день из маленького домика в Сент-Антуанском предместье, кардинал отправился прямехонько к Бемеру. Он рассчитывал сохранить инкогнито, но Бемер и Босанж были придворными ювелирами и после первых же слов, которые он произнес, стали называть его «вашим высокопреосвященством».
— Я хочу купить у вас то самое брильянтовое ожерелье, которое вы показывали королеве.
— Честное слово, мы в отчаянии, но вы, ваше высокопреосвященство, явились слишком поздно.
— Как так?
— Оно продано.
— Я полагал, сударь, — заметил кардинал, — что ювелир французской короны должен быть рад, что продает эти великолепные драгоценные камни во Франции, а вы предпочитаете Португалию. Что ж, как вам будет угодно, господин Бемер!
— Вашему высокопреосвященству известно все! — вскричал ювелир.
Де Роан увидел, что этот человек у него в руках.
— Сударь, — заговорил он, — подумайте: хотите ли вы, чтобы ожерелье пожелала королева?
— Это совершенно меняет дело, ваше высокопреосвященство. Если речь идет о том, чтобы отдать предпочтение королеве, я готов отказаться от любой сделки.
— Сделка заключена?
— Да, ваше высокопреосвященство, и я сию же минуту отправляюсь в посольство и откажусь от нее.
— Я не предполагал, что португальский посол сейчас в Париже.
— Ваше высокопреосвященство! Господин де Соуза сейчас действительно в посольстве; он прибыл инкогнито.
— Ах! Бедный Соуза! Я хорошо его знаю. Бедный Соуза!
Де Роан собрался уходить. Бемер остановил его.
— Угодно ли вашему высокопреосвященству сказать мне, каким образом вы уладите дело? — спросил он.
— Да очень просто!
— Управляющий вашего высокопреосвященства?..
— Нет, нет, никаких третьих лиц, вы будете иметь дело только со мной.
— Когда же?
— Завтра.
— А сто тысяч ливров?
— Я принесу их сюда завтра.
— А векселя на остальную сумму?
— Я подпишу их здесь завтра.
— Это самое лучшее, ваше высокопреосвященство.
— И так как вы человек, умеющий хранить тайны, помните, что в ваших руках одна из самых важных.
— Ваше высокопреосвященство! Я это чувствую, и я заслужу ваше доверие... равно как и доверие ее величества королевы, — ловко ввернул он.
Де Роан покраснел и вышел смущенный, но счастливый, как всякий человек, который разоряется в пароксизме страсти.
На следующий день Бемер с натянутым видом отправился в португальское посольство.
В тот момент, когда он стучался в дверь, Босир, первый секретарь, потребовал отчета у Дюкорно, первого хранителя печати, а дон Мануэл де Соуза, посол, объяснял новый план компании своему товарищу — камердинеру.
Глава 20. ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОСПОДИН ДЮКОРНО НЕ ПОНИМАЕТ РЕШИТЕЛЬНО НИЧЕГО В ТОМ. ЧТО ПРОИСХОДИТ
Дон Мануэл де Соуза был не такой смуглый, как обычно; другими словами, он был краснее обыкновенного. У него происходило тягостное объяснение с командором — камердинером.
Это объяснение еще не закончилось.
Когда появился Босир, оба петуха вырывали друг у друга последние перья.
— Вам известно, — говорил камердинер, — что сегодня Бемер должен приехать и закончить дело с ожерельем.
— Известно!
— И что ему должны отсчитать сто тысяч ливров.
— И это известно!
— Но эти сто тысяч ливров принадлежат компании.
— Никто в этом и не сомневается.
— Превосходно! В таком случае касса, в которой они находятся, не должна помещаться в единственной конторе посольства, смежной с комнатой посла.
— Почему? — спросил Босир.
— Посол, — продолжал командор, — должен дать каждому из нас ключ от этой кассы.
— Ну уж нет, — заявил португалец.
— А на каком основании?
— Коль скоро не доверяют мне, — пояснил португалец, поглаживая отросшую бородку, — то почему я должен доверять другим? Мне кажется, что если меня могут обвинить, что я граблю компанию, я могу заподозрить компанию, что она хочет ограбить меня. Все мы Друг друга стоим.
— Согласен, — отвечал камердинер, — но именно поэтому у всех нас равные права.
— Господин Бемер! — крикнул снизу привратник.
— Э! Вот кто все и закончит, дорогой командор, — сказал Босир, отвесив своему противнику легкий подзатыльник. — Споры о сотне тысяч ливров закончены, потому что сотня тысяч ливров сейчас исчезнет вместе с Бемером. Будьте поискуснее, господин камердинер!
Командор, все еще ворча, вышел и снова принял смиренный вид, чтобы достойным образом проводить ювелира французской короны.
В промежутке между его уходом и появлением Бемера Босир и португалец обменялись многозначительным взглядом.
Бемер вошел, сопровождаемый Босанжем. Вид у них был смиренный и смущенный, и, судя по нему, проницательные наблюдатели посольства не должны были ошибиться.
Пока они усаживались в креслах, которые предложил им Босир, тот продолжал свое исследование и подстерегал взгляд дона Мануэла, чтобы поддержать разговор.
Мануэл сохранял достойный и официальный вид.
Бемер, человек решительный, взял слово в этих затруднительных обстоятельствах.
Он объяснил, что высшие политические соображения не позволяют ему продолжить начатые переговоры.
— Господа! — обратился Босир к ювелирам. — Вам предложили прибыль, что вполне естественно: это говорит о том, что брильянты стоят очень дорого. Что ж! Ее португальскому величеству не желательно получить их задешево, ибо это принесло бы убыток честным негоциантам. Следует ли предложить вам пятьдесят тысяч ливров?
Бемер покачал головой.
— Нет, господин секретарь, — заявили ювелиры Босиру, — не трудитесь искушать нас; переговоры кончены: воля, более могущественная, нежели наша воля, не разрешает нам продать колье в вашу страну.
