месте»… Я тихо радуюсь, что Римус ушел через подземелье.
Лежу, стараясь не дышать. Минут через пятнадцать слышу над головой стук подошв, скрип днища, кашель и брань. Машина наполняется полицейскими.
— Опять упустили, — говорит простуженный голос. — Сучка.
— Кто-то ей помогает…
— Если она вообще существует в природе, — добавляет третий голос.
— Существует, — глухо говорит Макс. — Можешь мне поверить.
— А, — насмехается первый, — ты же из-за нее лычки потерял…
— Тебя бы туда! — огрызается Макс.
Кто-то садится на педали. Цепи напрягаются возле самого моего лица, колеса вертятся, машина несется неизвестно куда…
Проходит почти час, прежде чем полицейские расходятся и все затихает. Еще через полчаса является Макс и вынимает меня из багажника. Руки-ноги затекли, разумеется. Я представляю, как волнуются Алекс, Мавр, Перепелка, и мне делается не по себе.
Мы в гараже. В полутьме рядами стоят полицейские веломобили.
— Слушай, — шепотом говорит Макс. — У меня к тебе… странная просьба.
— Какая?
Он долго не решается заговорить. Впервые вижу его таким нерешительным.
— Я тебе жизнь спас. Два раза.
Мне не нравится это вступление.
— Чего тебе, Максим?
— Ты не могла бы помочь моему отцу и матери? И еще там… нескольким людям? Они тоже синтетики.
— Помочь?
— Лана, весь город знает, что ты производишь дикую энергию. И передаешь ее людям. Которые после этого… перестают быть синтетиками. Если, конечно, сами постараются.
— Ты хочешь, чтобы я подбодрила дикой энергией работников СИНТа? Тех, кто каждый день отгружает Заводу людей, как топливо?
— Да ведь не все! Главная задача СИНТа — распределение энергии, понимаешь? Чтобы каждый получил свой пакет вовремя!
— Распределение пакетов, — говорю я медленно. — Никогда не поверю, чтобы твой отец… кем он работает?
— Он главный инженер.
— Не поверю, чтобы главный инженер страдал оттого, что пакет маленький.
— У них там постоянная грызня, — говорит Макс очень тихо. — Знаешь, от чего умер прежний начальник СИНТа? От недостатка энергии! Его сместили… и сразу же оштрафовали якобы за недоработки. И он умер.
— Твоего отца собираются сместить?
Длинная пауза.
— Пока нет… но очень скоро, может быть. Место главного инженера всегда было таким… лакомым…
— Как ты себе это представляешь, Макс? — спрашиваю резко. — Явиться на СИНТ и сказать: здравствуйте, я Лана?
— Слушай, — он сжимает мою руку. — Я ведь могу быть тебе полезным! Я покажу тебе СИНТ. Трансформаторы, станцию отгрузки… Честное слово, я проведу тебя. Покажу все, что сумею.
Я внимательно смотрю на него, пытаясь понять, ловушка это или нет.
— Я не предам тебя, клянусь отцом, — говорит Макс, и мне вдруг становится завидно. У него хоть отец есть… — Лана? — Макс почти заискивающе заглядывает мне в лицо.
— А как? — Я все еще раздумываю. Он выдыхает:
— Я знаю как. Сегодня на СИНТе… Видишь ли, они тоже отмечают Праздник Энергии. Только на свой лад.
Никогда в жизни не видела так много света. Разве что в разгар лета, в ясный день, на верхушке громоотвода.
Опираясь на руку Макса, вхожу в огромный зал. На Максе — парадная форма энергополицейского, черная с серебром. На мне — платье, которое он принес полчаса назад. Платье сидит неплохо. Волосы уложены под круглую шляпку. Лицо наполовину закрыто огромными темными очками — последняя мода, как объяснил Максим. Дамам, живущим среди такого блеска, необходимо беречь глаза.
Я вижу, как мимо проходит женщина лет двадцати, высокая и тонкая, с ног до головы увешанная лампочками. Мигают огни на цветном ожерелье, гроздьями вспыхивают броши и заколки в волосах, цепь огней тянется по подолу платья, фонари на туфлях подсвечивают снизу стройные ноги, натертые, для полноты картины, отражающей пудрой. За всей этой роскошью тянется шлейф проводов, и четверо слуг несут аккумулятор.
— Это жена нынешнего начальника, — бормочет Максим.
Зал освещен миллионом огней. Пол и потолок почти зеркальные, у меня скоро начинает рябить в глазах, несмотря на очки. С Максом здороваются разные люди, и сам он здоровается, представляя меня как подругу. В толпе снуют официанты с подносами. Макс берет два бокала, один протягивает мне. Я делаю глоток — это обыкновенный энерджи-дринк, хотя, может быть, слегка подслащенный.
— Сейчас будет концерт, — говорит Макс.
Я допиваю свой бокал до дна, и все равно у меня сухо в горле.
— Все эти люди — они кто?
— По-разному. Есть инженеры. Есть администраторы. Есть ловцы.
— Ловцы?!
Я вглядываюсь. В парадных костюмах мужчины неотличимы друг от друга, только полицейские в черных с серебром формах хоть как-то выделяются. У многих на рукавах, на лацканах пиджаков ярко горят фонари, но аккумуляторы, как видно, спрятаны под одеждой. А вот женщинам сложнее: две дамы, мило поболтав, расходятся, но так неудачно, что провода, ведущие от украшений к аккумуляторам, путаются. Неловкость, взаимные упреки, две бригады носильщиков суетятся вокруг, пытаясь высвободить красавиц…
Я вспоминаю темные улицы города, отражатели, фонарики-эспандеры и динамо-фары велорикш.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — говорит Макс.
— Не знаешь, — отвечаю резко. — Я помогу тебе — но только ради тебя, Макс. А не ради твоего отца!
На возвышение в углу зала поднимается десяток мужчин и женщин, у кого-то гитары в руках, у кого-то скрипки, у кого-то бубны, у одного парня — барабан. Я смотрю с интересом; барабанщик трижды стучит палочкой, и начинается музыка, такая же аморфная и мертвая, как бесплатная вермишель.
— Погоди, — говорит Макс. — Мне надо переговорить с отцом. Я сейчас вас познакомлю!
И скрывается в разукрашенной лампочками толпе. Я остаюсь одна — с пустым бокалом в руках и мертвым ритмом, вязнущим на барабанных перепонках.
Мне очень хочется выскочить на возвышение и отобрать у парня инструмент. Я сдерживаюсь из последних сил, верчу бокал, выстукиваю ногтями по стеклу. Те из гостей, что стоят поближе, поглядывают на меня с возрастающим интересом.
Дура! Я же не должна привлекать внимания, Максим мне сто раз об этом напоминал!
— Вы позволите? — Мужчина с ярким созвездием лампочек на лацкане отбирает у меня бокал, ставит на поднос пробегающего официанта, вместо него берет новый и протягивает мне. — Я впервые вас вижу, милая барышня, вы подруга Максима?
Я бормочу что-то невнятное. Жадно пью. Мужчина не сводит с меня маленьких блестящих глаз.
— Вам нравится?
Он имеет в виду музыку. Я мотаю головой, не в силах притворяться.
— Мы можем пригласить другой коллектив, — говорит мой собеседник.
У него мягкий вкрадчивый голос — и очень властная манера держаться. Заметив кого-то в толпе, он резко машет рукой:
— Стефан! Поди сюда.
Я поворачиваю голову…
Стефана-Ловца я никогда не забуду и не спутаю ни с кем, какой бы наряд он ни нацепил на себя. Сейчас он вышагивает в темно-бордовом костюме, на лацканах которого справа и слева целым морем огней горят знаки отличия. Я сглатываю: может, Ловцу дают по ордену-огню за каждый десяток жертв? Или за каждую сотню?
Я хочу убежать. Но ноги будто приклеились к блестящему полу. Так бывает во сне. Я опрокидываю бокал в рот — и кашляю, поперхнувшись.
Мужчина, первый заговоривший со мной, мягко похлопывает меня по спине:
— Ну, ну… Познакомьтесь, это Стефан, мой заместитель. А это подруга маленького Макса, милая… Как вас зовут?
Стефан смотрит на меня. Я знаю, черные очки маскируют меня. Знаю и другое: у людей с таким взглядом обычно профессиональная память на лица.
Я кашляю.
— Мы виделись раньше? — спрашивает Стефан.
Я резко киваю. Продолжаю кашлять, теперь уже нарочно. Через силу.
Все еще глядя на меня, Стефан склоняется к моему собеседнику и что-то шепчет. У мужчины с лампочками на рукаве на секунду вытягивается лицо — и тут же удивление сменяется довольной улыбкой.
— Молодец, — говорит он вкрадчиво. — Браво, Ловец. — И переводит взгляд на меня.
Из оружия у меня только опустевший бокал. И то неплохо. Стою, ожидая, что он скажет.
Он не замечает моего напряжения.
— Хорошие новости. Очень хорошие, милая барышня.
