– Как тебя зовут? – спросил я небрежно.
– Мирена… – скромно ответили васильковые глазки.
Я приходил во все больший восторг. Пичуга елозила тряпкой по полу, рукава ее платьица задрались к локтям, обнажая тоненькие белые руки, а чепец съехал на лоб, обнаружив сзади, на шее, милый рыженький завиток.
Работала она не ахти как – я, бывало, мыл пол куда быстрее и чище. Мне стоило значительных усилий подавить в себе желание преподать ей урок влажной уборки. Вот она выпрямилась, тыльной стороной ладони убирая от глаз непослушные прядки – и встретилась со мной глазами. Без того розовые щеки ее стали совсем красными.
– Не будет ли любезен господин волшебник… – пролепетала она, – позвать господина своего слугу, чтобы карниз…
Она запнулась.
– Что, милая? – переспросил я благосклонно.
– Карниз… Протереть… – прошептала она, – высоко, я не достану…
Я понял наконец – она собиралась стереть пыль с карниза под окном, до которого ей было, как до неба.
– А моего бездельника нет, – сказал я огорченно, – я, видишь ли, услал его сегодня с важным поручением. Что же делать?
Она покусала губки, потом решительно тряхнула головой и полезла на подоконник.
Будь ее рука хоть вполовину длинней, она, возможно, дотянулась бы до карниза, став на цыпочки. Я понаблюдал за ее отчаянными акробатическими упражнениями, потом подошел сзади, взял ее за талию и поднял повыше.
Весу в ней было, как в годовалом котенке. Под корсетом прощупывались теплые ребра. Дернувшись от неожиданности, она вскоре затихла, повисела минуту без движения и наконец стряхнула мне на голову щепотку мелкой белой пыли.
Я осторожно поставил ее на подоконник. Не глядя, она соскочила на пол и кинулась к своему ведру, будто ища у него помощи и защиты.
– Вот и справились, – сказал я мягко.
Васильковые глазки были широко распахнуты, худая грудка под передником ходила ходуном.
– Волшебники странный народ, Мирена, – начал я, делая шаг ей навстречу. – Им приходится путешествовать, сражаться с чудовищами, помогать людям… Тебе, например, нужна помощь?
Она отступила, держа перед собой тряпку, как белый флаг. Я улыбнулся мудро и устало:
– Дитя мое, волшебники не такие, какими кажутся… Посмотри на меня. Ты видишь, я молод? Но я уже повидал такое, чего тебе никогда не вообразить… Оставь свою тряпку. Я совершил множество подвигов… А теперь я хочу покоя. Положи тряпку на пол. Просто покоя, и чтобы в печке трещал огонь, и нежного друга рядом… Брось тряпку, в конце концов!
У нее были сухие, горячие губы. Тряпка шлепнулась на пол, подняв фонтан брызг.
– О, господин волшебник… – шептала пичуга, вздрагивая и отстраняясь. – Я всегда робела перед важными господами… А колдунов вообще не видела… Нет, я знаю свое место, господин волшебник! Я просто служанка, я боюсь высокородных!
– Не бойся меня, дитя мое… Я беспощаден к врагам, но ты – ты другое дело…
Я взвалил ее на плечо и поспешно поволок в спальню. Предательски скрипнула входная дверь.
Конечно, это бал Ларт, вездесущий, вовремя появляющийся Ларт, ответивший на мое замешательство скептической улыбкой.
Мирена отдувалась, поправляя чепец.
– Я не помешал, мой господин? – спросил Легиар заботливо.
Я промямлил что-то нечленораздельное, а пичуга вдруг спохватилась:
– Ах, господин слуга! А я же не убрала у вас в комнате!
И, подхватив ведро, тряпку и щетку, она нырнула в комнатушку для прислуги. Ларт проводил ее оценивающим взглядом, хмыкнул и неспешно двинулся следом. Я остался стоять посреди гостиной, в луже воды.
Мирена не возвращалась. Звук тряпки, возимой по полу, вскоре стих. Я подошел к портьере, закрывавшей вход в комнату для прислуги, и прислушался. Знакомый тонкий голосок повторял возбужденно:
– А я тогда говорю, что боюсь важных господ, особенно волшебников!
– А слуг не боишься? – деловито поинтересовался Ларт.
– Слуг – нет… – смущаясь, ответила пичуга.
Стало тихо. Потом тонкий голос просительно залепетал что-то, явственно произнеся несколько раз «не надо». У меня свело челюсти.
За портьерой упало что-то тяжелое. Просительный голос испуганно вскрикнул, на секунду превратился в умоляющий, потом затих. Что-то успокаивающе проворковал Ларт.
Гулко ударили часы на башне.
Я почувствовал, что у меня промокли ноги, повернулся и пошел прочь, скрываясь от оглушающего
