Мельник охал и жаловался Маррану на притеснения и претензии с двух сторон. Господин Руал, удивительным образом ухитрявшийся поддерживать дружбу с обоими соперниками, ободряюще хлопал Ханта по плечу и усмехался покровительственно.
И вот, лунной весенней ночью в столешницу дубового обеденного стола был вогнан длинный охотничий нож – так делается, когда двое хотят побиться об заклад.
Подмастерья, поднятые с постелей, служанка в халате и разгоряченный небывалым пари мельник толпились с одной стороны стола, а с другой его стороны высился Ильмарранен:
– Двадцать золотых, мельник! Я ставлю двадцать золотых, что скажешь?
Хант грыз ногти, не переставая загадочно усмехаться:
– Я бы поднял ставки, господин Руал… Уж больно сомнительное это дело… Любого из них мудрено провести, а уж обоих…
Не зря, ох не зря набивал цену Хант! Пари сулило потеху, но и риск тоже, ибо господин Руал брался – ни более ни менее – оставить в дураках и Легиара и Эста. Шутка ли – явиться к Эсту в Лартовом обличье и так спутать все карты, чтобы маги отказались от мельницы по доброй воле… Впрочем, известно ведь, что господин Руал – мастер мистификаций и розыгрышей…
– Посмотрим! Пятьдесят, чтобы не мелочиться, – конечно, он был уверен в успехе.
Мельник покончил с ногтями и принялся за пальцы:
– Рискуете, господин Руал… Но так тому и быть… Я согласен.
– По рукам? – взвился Ильмарранен.
Мельник протянул сухую короткопалую руку, и над воткнутым в столешницу ножом было заключено пари… Старший подмастерье разбил руки спорящих вялым нерешительным ударом. Громко икнула сонная служанка – а господин Руал расхохотался, обернулся яркой растрепанной птицей и вылетел в приоткрытое окно…
…На заплесневевшем обеденном столе до сих пор темнел глубокий след ножа. Окна разбились, полуоткрытая дверь вросла в землю. Посреди двора догнивала груда пустых мешков.
Ильмарранен повернулся и зашагал прочь.
…Печальная женщина по имени Ящерица склонилась над столом, вглядываясь в темные пятна на белой салфетке. Возился в люльке маленький мальчик – агукал, улыбался, пытался поймать кружащиеся над ним прямо в воздухе цветные шары… Из наполовину зашторенного окна било радостное весеннее солнце, в ярком его потоке волшебные шары покачивались, радужно переливались, то ловко уворачиваясь от маленьких ручек, то прилипая к ладошкам. Малыш смеялся.
Его мать нежно разглаживала складки белой ткани, стараясь не касаться пятен крови. Вскоре под ее взглядом они медленно вернули свой красный цвет и ровно засветились изнутри.
Мы шли, по щиколотку увязая в сыром песке. Мыс остался позади, и суденышко скрылось из виду. Вместе с ним из виду скрылись завтраки, обеды, ужины, крыша над головой и увесистый дорожный сундучок.
Мы шагали налегке – молчаливый Ларт впереди, я следом. На каждый его шаг приходилось полтора моих.
Слева тянулась полоса прибоя, справа – бесконечная каменная гряда. Сюда можно было только приплыть или прилететь.
У меня промокли башмаки. Я догнал Ларта и поплелся рядом, преданно заглядывая в неприятно желчное лицо.
– Хозяин, близится время обеда. Я-то готов сносить превратности пути, но вы обязательно должны регулярно питаться.
– За что я его держу? – угрюмо спросил себя Ларт.
Я поотстал.
Спустя еще час мне было совершенно ясно, что путь наш никогда не кончится. Мы будем вечно идти вдоль полосы прибоя, и сырая стена справа никогда и ни за что не отступит. Я успел трижды отчаяться и трижды смириться, когда Ларт вдруг встал, как вкопанный. Я чуть было не налетел на него сзади.
Ларт встал лицом к отвесной скале, погладил ее ладонью и что-то сказал. «Ум-м!» – ответила скала, и в ней открылась черная вертикальная трещина.
Я отскочил так, что оказался по колено в море.
Ларт обернулся и поманил меня пальцем.
– Я обожду вас здесь, – сказал я бодро. – Мне неловко навязывать… – тут здоровенная волна пихнула меня под зад. Я, теряя равновесие, пробежал несколько шагов вперед и, мокрый как мышь, обрушился к Лартовым ботфортам. Он взял меня за шиворот и впихнул в щель.
Внутри было совершенно темно и неожиданно просторно. Ларт двинулся вперед в полном мраке, а я вцепился в него двумя руками, как в самое ценное свое сокровище. Щель у нас за спинами с грохотом сомкнулась.
Ларт, конечно, видел в темноте и уверенно тащил меня к хорошо ему известной цели. Вскоре во мраке подземелья прозвучал удивительно неуместный здесь скрип открываемой двери – и сразу стало светло.
Мы стояли посреди просторной прихожей, чем-то напоминающей Лартову, причем я уже успел изрядно наследить.
– Орвин! – крикнул мой хозяин. – Орвин!
Ответа не последовало. Я ежился – мокрая одежда липла к телу.
