Ларт не проронил ни звука.
Женщина всхлипнула жалко и выронила изуродованную тряпицу. Ларт нагнулся было, быстро поднял то, что осталось от салфетки – и выронил тоже, потому что лоскуток вспыхнул неестественно красным пламенем, чтобы тут же рассыпаться щепоткой пепла.
– Марран, – сказала женщина глухо.
Подоспевший Март поддержал ее, прижал к себе, и никто, кроме меня, не видел, как болезненно дрогнули его губы при звуке этого имени.
Орвин, заламывая руки, смотрел на Ларта. Ларт молчал.
Март попытался увлечь женщину в дом, но та вдруг отстранилась, шагнула неуверенно, опустилась на скамейку:
– Ларт, – позвала она шепотом, – Ларт…
Легиар быстро склонился над ней:
– Что?
Она подняла к нему осунувшееся, залитое слезами лицо:
– Поклянись… Поклянись, что ты не преследовал его после… После…
Она не договорила. Ларт вздохнул, взял ее за плечи, повернул к себе, произнес, глядя прямо в горестные глаза:
– Клянусь. Светлым небом клянусь, я его не трогал.
Она уронила голову. Март подхватил ее, не сопротивляющуюся больше, на руки, и унес в дом. Орвин шагнул было следом, но Легиар взял его за плечо и остановил:
– Идем. Тут мы не поможем и нам не помогут.
В доме горько заплакал ребенок.
Часть пятая.
Поединок
Бархатная тьма.
Он лежал на гладких досках, казавшихся мягкими, как перина. Неба не было, но и потолка не было тоже.
Когда топор коснулся шеи длинным, холодным, как змея, лезвием… Неужели права была одноглазая старуха, нянчившая его в раннем детстве, неужели после смерти действительно наступает новое? Гладкие доски… Постой-ка, разве не говорила одноглазая нянька, что тело остается на земле, чтобы его похоронили? А разве способна моя душа ощущать эти уютные доски, это заботливое, со всех сторон идущее тепло? А вот сквозняком потянуло… Небо, да где же я?
Ласково потрескивают поленья в очаге. ЗДРАВСТВУЙ, МАРРАН.
Кто сказал – здравствуй? Разве могу я здороваться сам с собой?
Тихий смех.
Я слышал уже этот смех, но тогда я отчего-то боялся его, а теперь…
Руал пошевелился – тело слушалось, и ни боли, ни страха. Свет… Откуда свет? Вот, от очага, и еще сбоку, ниоткуда, два широких луча, кругами ложащиеся на доски, и выпукло проступают мельчайшие неровности, и квадратные шляпки гвоздей…
Он помедлил и встал. Огляделся, пытаясь привыкнуть к полумраку. Клетка, паяцы, град гнилых овощей, плаха – когда это было? Год назад, минуту назад?
Осторожно двинулся вперед, раздвигая прозрачные ткани, каскадами спускающиеся сверху. Искал, высматривал, почему-то уверенный, что обязательно найдет того, кто…
НЕ ИЩИ, МАРРАН.
Он вздрогнул и остановился.
НЕ ИЩИ, МАРРАН. Я ЗДЕСЬ. Я В ТЕБЕ. Я УЖЕ ОТЧАСТИ – ТЫ.
Кто ты?
ТВОЯ СУТЬ. ТЫ ИЗБРАН.
Кем?
СУДЬБОЙ. СИЛОЙ. НЕ ДЕЛАЙ УДИВЛЕННЫЕ ГЛАЗА – ТЫ ЗНАЛ ОБ ЭТОМ РАНЬШЕ. О ЧЕМ ТЫ ДУМАЛ, КОГДА БЫЛ МЕБЕЛЬЮ В ДОМЕ ТОГО, КТО ТВОИХ НОГТЕЙ НЕ СТОИТ?
Потрясенный, Руал касался ладонями жестких, веером ниспадающих из темноты кружев. Кто-то говорил с ним изнутри – совсем так же, как тогда, на дороге, когда казалось, что сходишь с ума…
Небо, да я же с ума сошел! Только безумная фантазия способна создать, извлечь из небытия это место – голые доски, сбоку – стены, каскады, веера тканей, а там вот – посреди ровной площадки трещит поленьями обыкновенный домашний очаг… Я брежу. Я помешан.
Тихий смех.
ТЫ ДОЛГО БЫЛ ПОМЕШАН. ТЫ ГОРЕВАЛ О ПОТЕРЕ МАГИЧЕСКОГО ДАРА, А ТЕБЕ УГОТОВАНО БЫЛО МОГУЩЕСТВО, В СРАВНЕНИИ С КОТОРЫМ СИЛА КОЛДУНА – СМЕШНАЯ И НЕЛЕПАЯ ИГРУШКА. А ТЕПЕРЬ ТЫ СОМНЕВАЕШЬСЯ? ТЫ ТАК СВЫКСЯ С РОЛЬЮ ЖЕРТВЫ? ЗАГЛЯНИ СЕБЕ В ДУШУ, МАРРАН! ТЫ УВИДИШЬ ТАМ – МЕНЯ.
