Роза прищурилась:
– Дайте ей то, что она хочет.
– Она уже получила то, что хотела, – с горечью заметил Генри.
– Думаешь, она хочет тебя? – резко возразила Роза. – Подумай получше, Хэнк. Ты – это только средство, чтобы согреть постель. Дело в другом. Есть одна вещь, которую она всегда хотела, глупая вещь…
– Я устал от ваших философствований, мэм.
– Хорошо.
Роза кивнула, встала с кресла-качалки и подошла к Генри. И он внезапно разглядел в ее облике не только отталкивающую грубость и цинизм, но и гордость, смешанную со страданием.
– Назовите вашу цену, – повторил он.
– Речел любит меня. Она не должна этого делать, но она больше слушается своего сердца, чем разума. Посмотри, сколько добра Речел сделала людям, – искренне, бескорыстно. Она и мне желает добра, потому что я – ее мать. Но Речел верит в то, что говорят о ней другие… из-за меня.
– Так чего же она хочет? – настаивал Генри.
– Любви. И еще спасения души, избавления от грехов.
Роза вернулась в хижину, а Генри еще какое-то время оставался у крыльца. Несколько месяцев назад он говорил Речел, что боится испортить ее прямой и открытый характер, а она обещала не пытаться избавить его от грехов. По иронии судьбы, теперь он чувствовал, как избавляется от грехов вопреки ее обещаниям.
ГЛАВА 24
Октябрь
Генри исчез, вновь вернулся в черный мир своих чудовищ и видений… Так казалось Речел. Он появлялся только, чтобы сделать какую-нибудь работу, поесть и вежливо справиться о ее здоровье. Да, он находился рядом, в одной с ней комнате, но это было лишь физическим присутствием, не более: она чувствовала, что душа его далеко.
Речел и сейчас, два месяца спустя, помнила, как после разговора с Розой Генри возвратился в дом и молча сел на стул напротив дивана, на котором она по-прежнему лежала. Она не делала попытки заговорить с мужем. Не осталось ни сил, ни желаний – все отняло представление, которое она устроила Генри ночью. Тогда Речел действовала, повинуясь, скорее, гневу, нежели разуму. Она разыграла перед мужем роль шлюхи, и эта роль великолепно удалась ей.
Шлюхи рождают шлюх.
Кошмар Генри стал ее кошмаром.
Роза пришла через час, и Генри сразу удалился в комнату с холстами и красками. Он вновь погрузился в занятия живописью, и эта очередная вспышка его увлечения растянулась на два месяца. Все это время Роза ухаживала за дочерью, как за маленьким ребенком. Когда Речел чувствовала себя хорошо, Роза учила ее читать и писать. Казалось, Речел обрела, наконец, счастливое детство и материнскую ласку, пусть даже на пару месяцев и с опозданием на годы.
Мать и Роза разговаривали очень мало, но в этом не было особой необходимости. А то, о чем они говорили, касалось лишь повседневных забот: здоровья Речел и огорода Розы. Речел знала, что ее самочувствие улучшается, недуги, преследовавшие ее первые пять месяцев беременности, наконец, отступили.
Она снова могла заниматься домашними делами. Но, несмотря на временный прилив энергии и уверенности, что ребенок живет и растет у нее внутри, Речел часто чувствовала сонливость и быстро уставала. Она спала в любое время суток и при малейшей возможности. Организм ее терял силы, а аппетит, напротив, рос с каждым днем. Она не обращала на это внимания и ела столько, сколько хотела.
Так как со временем Роза перестала приходить каждый день, Речел избавилась от постоянного надзора. Два месяца, проведенные в доме рядом с Генри, казались ей жизнью в полном одиночестве, длившемся целую вечность.
…Речел сидела на краю кровати, думая о том, что Генри скоро закончит копаться в огороде и придет домой. Она забыла сказать мужу о том, что осень в Вайоминге короткая и зачастую очень капризная. Бешеные ураганы или внезапные заморозки могут уничтожить урожай. Генри должен был помнить, как из- за недавно пронесшейся бури погибли почти все овощи. Сейчас жители Промиса работали с утра до ночи, чтобы собрать и надежно сохранить зерновые.
Сегодня день был тихим, небо – безоблачным, как летом, но Речел едва ли замечала это. Для нее наступила зима в тот день, когда умер Феникс и она выставила себя шлюхой перед мужем.
Раздался голос Генри – он что-то обсуждал на крыльце с Розой. Речел прислушалась: раньше, когда Роза появлялась у них в доме, Генри почти не разговаривал с ней.
– Ей нужен покой, – голос Генри звучал холодно и беспристрастно. – А она сама консервировала овощи, помогала солить мясо, которое я нарубил, собирала перья для подушек и матрасов.
– Черт побери, ей нужен не такой покой! У нее может все умереть внутри…
– Вы преувеличиваете, мэм. Ее беспокойство – это беспокойство курицы-наседки.
– Ты бы получше смотрел за своей курицей, Хэнк. Ты должен понимать, что у мужа больше обязанностей, чем у петуха… Хотя, честно говоря, я не встречала мужчину, который бы это понимал.
Речел нахмурилась, ожидая услышать гневные возражения мужа. Даже такая женщина, как Роза, позволяла себе слишком много, называя его Хэнком. Но Генри оставил ее слова без комментариев.
– Разве Речел что-нибудь угрожает?
– За ней нужен глаз да глаз. В последнее время она только ест и спит. Если так будет продолжаться,
