Стоял чудесный летний денек. По синему небу плыли большие белые облака, кустарники яркой сочной изгородью обрамляли поля колосившейся пшеницы. Это была замечательная пора перед наступлением уборочной страды, когда вся земля цветет пышной зрелой красотой. Скоро крестьяне выйдут на поля убирать урожай, а зайцы врассыпную бросятся спасаться от их острых косилок. А пока все вокруг дышало миром и спокойным сытым довольством. Беа с ветерком везла Эмили по затейливым изгибам дороги в Винтерборн Аббас, где она договорилась посмотреть гнедую лошадь.
Обе нервничали, как только сели в машину. У Эмили конечно же был веский повод для легкого волнения, так как Беа выписывала лихие виражи на поворотах, однако на ланч к скотоводу они прибыли вовремя. За столом Беа говорила без умолку. Разговор касался того, как правильно породистому жеребцу покрывать племенную кобылу. Беа оказалась дотошным знатоком наилучшего метода: как правильно придерживать кобылу, чтобы жеребец не причинил ей вреда. Из женщин за столом были только они вдвоем, а сидевшие, кроме них, еще четверо мужчин обращались к Беа, как к себе равной. Эмили от смущения гоняла по тарелке кусок своего мясного пирога, тогда как Беа с горящим взором, без всякого стеснения размахивала сильными руками, описывая форму головы или направление волос за лошадиным копытом. Расстроенная Эмили не могла не отдать должного компетентности своей новой подруги, которая произвела на нее столь сильное впечатление. После ланча Беа была приглашена посмотреть, как новый жеребец покроет очень дорогую кобылу. Повернувшись к Эмили, скотовод сказал:
– Мне кажется, это зрелище не для вас. Если хотите, можете взглянуть, как пасутся жеребята. Здесь недалеко: всего минут десять ходьбы. Беа отправилась с мужчинами, а Эмили послушно и задумчиво поплелась в другую сторону. Но пастбище с жеребятами оказалось совсем недалеко, поэтому ей были слышны настойчивые окрики мужчин и раздавшееся ржание жеребца.
На обратном пути домой Беа была необыкновенно счастлива. Она решила купить гнедую лошадь, потому что у этой кобылы был мощный круп и прекрасная голова. Через какое-то время у нее родится красивый жеребенок. Среди мужчин Беа чувствовала себя как рыба в воде, совсем не так, как Эмили, которая столько времени провела, обслуживая их, ничего не получая взамен, кроме ожидания еще более изощренных услуг с ее стороны. Беа получила с воспитанием все права и естественное чувство мужского превосходства в этом мире. Эмили казалась ей слишком уязвимой, и порой она слегка посмеивалась над ее робким подходом к жизни.
Эмили сидела в машине, глядя на проплывавшие мимо за окном пейзажи, и думала о своем. Это был один из самых счастливых дней ее жизни. Вот она сидит возле этой могущественной женщины, которая сделала ее жизнь безопасной, и Эмили впервые почувствовала себя личностью, а не каким-то второстепенным придатком рода человеческого. Когда Беа высадила ее возле дома викария, Эмили взглянула на спутницу и, покраснев, робко произнесла:
– Спасибо, Беа, мне, в самом деле, очень понравилось.
Беа резковато ответила:
– Мне – тоже. Надо еще как-нибудь выбраться.
Из-за полученного мужского воспитания Беа казалось очень затруднительным проявлять свои чувства, но она была до глубины души тронута искренней непосредственностью, проявленной этой робкой женщиной в ее присутствии.
Они подружились и несколько последующих лет проводили в обществе друг друга довольно часто. Эмили не могла совершить ничего, вполне естественного для Беа, но ее устраивала возможность сидеть сонными летними вечерами возле подруги и наблюдать за тем, как ленивая форель подолгу не решалась клевать на муху. Однако деятельная натура не позволяла Беа с этим мириться: она так ловко вылавливала зазевавшуюся форель, что неоднократно подтверждала славу самого лучшего рыболова в округе. Обе были счастливы от проведенных вместе дней. Женщины с упоением читали, хотя обладали разными вкусами в выборе книг. Эмили, например, больше склонялась к чтению романов.
Эмили научилась ездить верхом, пусть с опаской, однако теперь она могла составлять Беа компанию на прогулках, хотя все еще наотрез отказывалась охотиться верхом с собаками. Ей нравилось пышное зрелище, когда лошади, с одетыми в розовые плащи всадниками, при полном снаряжении, отправлялись на охоту, однако, как только из зарослей раздавались крики выжлятников, ее симпатии переходили на сторону лисицы. Как-то раз Эмили все-таки осмелилась выйти на такую охоту пешком. Она стояла возле загородки из пяти бревен, когда старший егерь с гиканьем и свистом промчался на своем громадном мерине по направлению к изгороди, а за ним проскакали остальные лошади. Словно мощный раскат грома обрушился на землю вместе с силой разгоряченных быстрой ездой лошадей. Огромной волной они перекатились в соседнее поле вместе с мчавшимися с громким лаем впереди них охотничьими псами.
Очень скоро лиса выбралась из укрытия – она не выдержала накала борьбы – и в считанные доли секунды была окружена. Эмили успела только заметить, как лиса обернулась, показав свои зубы в предсмертном оскале. Затем собаки разодрали ее на части. Вмешались егеря и начали бить собак, чтобы спасти шкуру, лапы и морду лисицы в качестве трофеев для новичков, принимавших участие в охоте. Эмили, ни жива ни мертва, стояла за изгородью, после чего зареклась принимать участие вновь. Она пыталась как-то убедить Беа в проявлении жестокости к животному, на что та только пожимала плечами и говорила:
– Наоборот, так гораздо добрее. Лисица умирает мгновенно. Стрелять больше риска: они так быстро бегают, что выстрелом можно только покалечить.
Эмили никак не могла смириться с жестоким и практичным отношением Беа к животным. Эмили воспринимала животных с одинаковой любовью, как будто это были такие же человеческие существа, поэтому могла испортить любое животное, которое попадало ей под руку. Беа, напротив, предпочтение отдавала животным, а не человеческим существам. И животным отводилось в ее жизни значительное место, только никак уж не на руках или в ее кровати. В этом и состоял камень преткновения для них обеих на всю жизнь. Обычно выигрывала Эмили, так как вступала с ними в тайный сговор, и вместе они подрывали авторитет Беа.
С момента их встречи минуло два года, когда грянула вторая мировая война, которая так драматично изменила им жизнь.
Когда вся страна осознала неизбежность войны, народ Англии начал активно действовать, и военная лихорадка коснулась каждого. Даже Лионел в свои восемьдесят лет предложил себя на охрану дома. Регина, продолжавшая свой затворнический образ жизни, вступила в местную женскую организацию и вязала для солдат. Ее покой эпизодически нарушался проблемами с трудным характером дочери, которая частенько возникала в доме матери, оставаясь на какое-то время там, требуя у матери денег и обвиняя ее в том, что не смогла создать для нее нормальной семьи. Дочь даже не пыталась найти себе работу или выйти замуж.
Регина горько сожалела о том, что завела ребенка. Теперь она понимала, что совершила крайне эгоистический поступок. Каролина нужна была ей, чтобы скрасить одиночество. Выбрав Лионела, Регина
