ломала наглецу руку. Однако герцог держал ребенка, и это спасло ему — если не жизнь, то, по крайней мере, возможность завести еще одного наследника.
— Ты идешь от Оракула с дурными вестями, — произнес Конан. — Поэтому замнем неудачное начало и попробуем снова. Твой оруженосец искал меня — для чего?
В другой день, герцог Альдо не спустил бы дерзость. Но сейчас он мог думать только о судьбе сына, потому вряд ли даже расслышал слова киммерийца.
— Я, мой сын и эта гниль в облике оруженосца едем в аббатство Монлюссон…
Он запнулся, сообразив, что наверное впервые в жизни отправился в путь пешком.
— Мне нужен телохранитель — смерд, который защитит моего наследника. Рискни своей никчемной жизнью, варвар — и как знать, может, на небесах простят хоть часть твоих преступлений.
«А ведь он и вправду уверен, что оказал мне великую милость», — подумал Конан.
Тяжелый кошель, брошенный рукой герцога, полетел в киммерийца. Не встретив подставленной ладони, мешочек утонул в густой траве.
— Что сказал прорицатель? — спросил северянин.
— Глупый варвар, — с презрением процедил герцог. — Даже монеты поймать не смог. Откуда только у тебя руки растут, оглобля? Небось, отморозил, когда нерпу ловил в проруби.
Он шагнул назад, явно намереваясь забрать свое предложение.
Поднимать кошель Альдо не собирался. Заботиться о деньгах — слишком мелочно для аристократа. Даже нищий дворянин вряд ли бы нагнулся — по крайней мере, при смердах.
Взгляд, брошенный на ребенка, заставил герцога остановился.
— Оракул сказал, лишь ты можешь спасти моего сына, — пробормотал он. — Но что может знать безумец? Его мозги, наверно, давно превратились в пюре из шпината. А если так, пророчество не имеет силы…
Люди охотно верят в добрые предсказания, и питаются обмануть злые. Герцог Альдо тщетно пытался убедить себя в том, что не верит в предсказание. Но вера часто ходит на лезвии ножа, танцуя со страхом — не давая человеку ни полностью отдаться своим фантазиям, ни отречься от них.
— В любом случае, провожатый нам не помешает, — произнес герцог с важностью, и разве что не хватало рядом писца, который увековечил бы его слова на пергаменте и скрепил печатью. — Поднимай золото, непутевый варвар. До аббатства Монлюссон еще день пути.
Он развернулся и потрусил по узкой тропе. Сзади герцог напоминал упитанного ослика, поднявшегося на дыбы за морковкой. Опытный кавалерист, он давно отвык ходить пешком, и дорога вымотала его гораздо сильнее, чем Стефана.
Видя, что оруженосец по-прежнему полон сил, когда его хозяин разве что не ковыляет вприсядку — герцог не воспылал к слуге отцовскими чувствами. Стефан, понимая это, старался держаться за спиной господина — чтобы лишний раз не попасться на гневные глаза. Киммериец не двигался.
— Что сказал прорицатель? — повторил он. В прошлый раз, герцог пропустил этот вопрос мимо ушей. Теперь же он повернулся, и взглянул на Конана с таким недоумением, словно с ним заговорила пряжка от сапога.
— Знай свое место, варвар, — воскликнул Альдо. — Видно, на родине тебя мало учили плетью, раз ты осмеливаешься задавать такие вопросы. Иди вперед, и радуйся каждому шагу, когда не получил по спине палкой.
Корделия предложила:
— Давай я его убью. Конан покачал головой.
— Он горд, глуп и плохо воспитан. Но речь идет о жизни ребенка. Смерть сына — слишком большая цена, чтобы научиться вежливости. Боюсь, мне придется ему помочь.
Девушка подцепила кошель кончиком меча. Тяжелый мешочек взмыл в воздух, был пойман и оказался на поясе аквилонки.
Ее никто не приглашал ни работать, ни делить деньги — но такой уж была Корделия.
Впрочем, Конан знал, что она отдаст ему ровно половину — просто считать монеты, стоя на обочине дороги, глупо и несподручно.
Герцог Альдо уже преодолел половину пути по склону, а Стефан, порхая за ним как мотылек за жабой, все не мог решиться сказать — что аббатство Монлюссон находится в другой стороне.
Ветерок тревоги пробежал над горной тропой. Он прошелестел меж багровых листьев троллье-го кипариса, с любопытством глянул с отвесного склона вниз, на далекую дорогу, потом легким шелком коснулся щеки киммерийца.
Не шорох, не звук шагов, не приглушенное бряцание оружия. Всего лишь чувство опасности — легкое и неуловимое. Его не передать словами, как не описать ими черный цвет или вкус cпелогo винограда. Конан поднял руку.
Корделия кивнула, и стремительно взбежала вверх по тропе. Герцог продолжал уже проигранное сражение с гравитацией. Девушка встала на его пути, развернула и, не говоря ни слова, быстро и властно оттеснила к скале.
Не успел Альдо вспомнить, как по-шумитски будет «окно», как оказался втиснут в узкую сырую расщелину, где ему мог угрожать лишь насморк.
Ребенку, запеленутому в пуховое одеяло, холод не был страшен. К тому же, на рукояти корзины болтался и вздрагивал амулет путешественников, надежно защищавший малыша от болезней и черной магии.
Стефан кувыркнулся в расщелину вслед за хозяином. С ним девушка церемонилась меньше, отвесив пару пинков — скорее для забавы.
— Палка, моя палка! — закричал он, цепляясь руками за боевой шест, который не пролезал в щель.
Корделия пнула посох ногой, разломив его надвое, и тем проблема счастливо разрешилась.
Место в расщелине едва хватало двоим, и оруженосец с герцогом застыли в позе, которую любой ревнитель морали счел бы за непотребную.
Все это девушка проделала молча, не отпуская обычных шуточек, и только громко сопела от усердия. В эти мгновения она была похожа на опытную овчарку, разворачивающую стадо овец. Впрочем, Копан благоразумно решил эту свою мысль не озвучивать. На комплимент она походила мало.
— Быстро, — произнес он, цепко осматривая горы. — Где ты этому научилась?
— Несколько лет я торговала рабами. Потом бросила — деньги хорошие, но больно уж возни много.
Знаком велев Корделии оставаться с герцогом, Конан медленно зашагал вверх по тропе — туда, где между обломков скал открывалась небольшая ровная площадка.
Дорога, ведущая в Храм Оракула, осталась далеко внизу. Паломники, бредущие по ней, уже не могли видеть киммерийца. Люди здесь проходили редко. Лишь горные тролли иногда спускались в долину, чтобы продать на ярмарке собранные в рудниках самоцветы.
Над бесформенными камнями, высоко в воздухе, покачивалось гигантское существо, напоминавшее уродливую медузу.
Прозрачный голубой купол был столь велик, что шесть человек могли бы уместиться под ним, не задевая друг друга. Он вздрагивал и опадал, в такт дыханию твари, и тысячи крошечных пузырьков играли внутри него.
Под шапкой свисала плотная бахрома щупалец, каждое из которых оканчивалось длинной, зубастой головой крысы. Отростки; покрытые светящейся слизью, непрерывно шевелились, словно клубок червей.
Между ними и куполом, кольцом вкруг тела медузы, корчились человеческие лица.
— Мертвого младенца я должен принести своему господину, — прошелестела тварь. — Но с остальными могу делать все, что захочу.
Конан поднял меч — но с тем же успехом он мог взмахнуть страусовым пером.
Черные нити, родившись из ниоткуда, обвились вокруг его правой руки, сжимаясь все туже, разрывая кожу и вонзаясь в плоть. Топкие и блестящие, они казались шелковыми, — но были остры, как бритва, и
