Повесть одной жизни

покрою их коврами.

На мою слабую попытку нарисовать ей скромную картину богослужения в частном доме она с грустью ответила:

— Мне, напротив, неуютно в театрализованном мире наших храмов. Они для меня перегружены деталями. Ты знаешь… мне даже хочется оставить у порога вашей строгой горницы свою драгоценную тонкость вкуса… Я теперь четко разграничиваю для себя душевное и духовное, как сказано в Библии… Для Него, — она показала пальцем вверх, — шедеврами могут стать только наши души, правда?

* * *

Ростислава вызвали к директору вечерней школы. Произошло это после какого-то неприятного телефонного разговора, который директор, холеный, надменный казах, имел накануне. Когда Ростислав вошел в кабинет, лицо у директора было напуганное и злое, и почти сразу же он стал кричать. Ему непременно нужно было, чтобы злополучный учитель физики прямо сейчас увольнялся «по собственному желанию».

Ростислав в это самое время находился на больничном, и уволить как-то иначе его было нельзя.

«Я не хочу из-за него терять красную книжку!» — орал директор в лицо учителям, которые пытались как-то вступиться за коллегу.

Вечером к нам тайком зашла преподавательница русского языка, парторг школы. Она хотела поговорить.

Землянка ее, конечно, ошарашила. «Какое убожество», — прошептала она, озираясь. Меня это удивило. Я не ощущала нашей кричащей бедности, мне казалось, что все необходимое здесь есть.

Учительница погостила с полчаса, говорила как будто бы искренне, просила «быть, как все». Уверяла, что Ростислава Николаевича очень уважает весь коллектив, что они, преподаватели, хотят всегда видеть в своей школе такого милого и интеллигентного человека и даже готовы ходатайствовать о предоставлении ему жилья. Коллектив может все! «В вашем положении сейчас несерьезно надеяться на какого-то Бога, — заключила она, — разве Он вам поможет?»

Ростислав какое-то время в ответ просто смотрел ей в глаза, а потом сказал совершенно спокойно и убежденно: «О-бя-за-тель-но поможет». Она смутилась от этих слов, взглянула на часы, поспешно раскрыла сумочку, достала какой-то конверт и положила его на стол. Оказывается, учителя собрали ему на лечение деньги, 50 рублей. Может быть, женщина-парторг почувствовала, что сама ответила на свой вопрос, потому и смутилась.

Благодаря помощи доктора К. Ростислав скоро вылечился. А получив больничный лист, сразу же пошел в РОНО увольняться, и там неожиданно встретил своего директора. Невероятно, но оба получали расчет! Ростислав — по собственному желанию, директор — по статье. Его увольняли за аморальное поведение, и по этой же причине он лишался красной книжки. Теперь, сидя за одним столом с бывшим начальником, Ростислав старался не смотреть в его сторону, полагая, что тому, должно быть, не очень приятна эта встреча. Но директор заговорил с ним сам.

— Заболел я, — признался он слезливо. — На самой верхушке левого легкого очажок.

Подумать только! Именно в том же месте раньше была каверна у Ростислава.

— Я посоветую вам врача, — с участием ответил Ростислав, — это можно вылечить, поверьте.

Нина — Инне Константиновне

г. Караганда, 29 апреля 1964 года

Дорогая тетя Инна!

Я очень счастлива. Нашей Анютке уже месяц. У нее прелестное круглое личико и большие глазки. Со мной все хорошо!

Сразу после того, как она родилась, Ростислав встретился с доктором Нессисом, и тот, узнав о таком благополучном исходе дела, сказал: «Это действительно помощь свыше!» А еще мне рассказывала сестра в роддоме, что мой муж очень неординарно отреагировал на сообщение о том, что у него родилась дочь. Все спрашивал: «Она же, наверное, очень маленькая? И у нее есть маленькие ручки? И маленькие ножки, и пальчики?» Сестра ему отвечает: «Да, и ручки, и ножки и все остальное, все как положено!»

Сердечное вам спасибо за посылку. Теперь у Анютки полно добра! К нам, как вы знаете, неожиданно приехала моя свекровь. Вот это был сюрприз, вот это была радость! Такой шаг с ее стороны!

Удивительная женщина. Как она выдержанна и осторожна в суждениях о людях, даже о собственных детях. У нее талант видеть хорошее, и она всегда найдет пару добрых слов даже для того, о ком все говорят плохо.

Конечно, наша халупа не могла привести ее в восторг, но она не охала, не ужасалась, даже когда узнала, что воду мы возим в железных бидонах в тележке чуть ли не за километр. Анюта, молодец, усердно улыбалась бабушке и полностью покорила ее сердце. Она нашла, что девочка похожа на Ростислава. Еще бы! Родилась красавица прямо в день его рождения. Мне кажется, у нее тоже будут зеленые глаза.

Ростислав так и не нашел пока новую работу. Он каждый день ходит, но все безуспешно. Во многих местах ему сначала дают согласие, но как только берут в руки документыто все срывается. Видимо, наша фамилия им откуда-то известна.

Как жаль, что у вас с мамой не все гладко. Но то, что вы первой идете на мировую, очень правильно и должно принести результаты.

Целую Вас и жду, как всегда с нетерпением, Ваших писем.

Ваша Нина.

* * *

С появлением Люси в нашем жилище стало веселее. То и дело слышался из-за перегородки ее серебристый голосок, не сильный, но приятный, с легкой вибрацией: она обучала мужа псалмам. Мы их пока не так уж и много знали, а она у себя на Кубани пела в церковном хоре. Я думаю теперь — непросто было ей, выросшей в таком благодатном, плодородном краю, привыкать к нашим солончакам, к нашей землянке и к нашим странностям.

Они с Николаем тоже ждали наследника. Люсе, как водится, хотелось солененького, в частности селедки, той самой, которую Николай считал удавлениной и категорически не ел.

— Коля, ты знаешь мое положение, — говорила Люся несмело, — вот именно на селедочку тянет…

Такого малодушия перед лицом плоти ее муж не принимал, и мне пришлось встать на защиту Люси, напомнив Николаю, что тягот беременности он в своей жизни не испытывал, а потому не может сейчас требовать от Люси того, что ей не под силу.

Но когда наконец появился на свет виновник временного извращения ее вкуса, молодой отец был на седьмом небе от счастья. Он долго держал в тайне, как назовет первенца. «Вот зарегистрирую — тогда увидите», — слышали мы с Люсей в ответ на все свои вопросы. И все же в конце концов сдался, взял бумагу, карандаш и стал писать. Мы с Люсей переглядывались: что же это за имя, если он так долго его пишет?!

Вот что было начертано на листе:

«Имя ему МИРОСЛАВ, потому что приМИРил нас Бог с Собою, и потому да проСЛАВится Господь».

Мирослав… Красиво, но как-то непривычно.

Ох и хлебнули они с Мирославом! Простыл, бедняжка, из-за сырости в комнате и очень тяжко болел. Люся совсем извелась с ним в больнице. Уже и надежды на его выздоровление мало было. Я слышала из-за перегородки, как горячо, как усердно молился Николай о сыне. И болезнь отступила, малыш окреп и вскоре уже вовсю ползал по расстеленному на полу ватному одеялу, пробуя на зуб игрушки и деревянные кубики, доставшиеся по наследству от более взрослой Анюты.