Однажды даже властителем Аквилонии, когда город поднялся на бунт. В последствии речные
пираты захватили половину судов у причалов, а множество жителей увели в рабство.
И все же город выжил. Он процветал, и разрастался, выйдя за пределы старых
обветшавших стен, протягивая новые кварталы через холмы, которые в свою очередь
нуждались в стенах, и в итоге стал одним из крупнейших городов Аквилонии. Его губернатор
носил титул герцога. Его гарнизон исчислялся тысячами конников, пехотинцев, осадных
машин. Его купцы обеспечивали воинов всем необходимым, и считались самыми
практичными и богатыми в королевстве.
Конан сомневался, знает ли кто-нибудь, сколько людей тут проживало. Наверняка
достаточно, чтобы облегчить человеку попытку затеряться в толпе.
Здесь имелись кварталы удовольствия и переулки воров, куда честные граждане
предпочитали не забредать ни при каких обстоятельствах. Потребовалась бы больше, чем
тысяча корон, чтобы соблазнить их появиться там в поисках того, кто, конечно, боролся бы
как лев, если бы они на свою беду, настигли его.
Левит оказался не столь прижимистым, как думал Конан. С собственным кошельком и
монетами, полученными от торговца, варвар чувствовал себя достаточно уверенным, чтобы
скрываться дольше, нежели у врагов хватит терпения его искать.
Он мог бы даже воспользоваться услугами какой-нибудь игривой распутной девки на
ночь, а то и две.
* * *
Конан резко выделялся среди других мужчин и его внешность не легко было забыть. Но
в кварталах, где он нашел убежище, человеку редко задавали вопросы, а к Конану вряд ли
вообще стали бы приставать. Правда, у киммерийца возникла оживленная стычка с неким
сводником и его охранниками на почве того, чтобы варвар заплатил прежде, чем женщина
ушла с ним. В результате ни один из защитников шлюхи оказался не в состоянии получить
оплату.
Однако с женщиной Конан был более чем щедр, и даже в целях ее же собственной
безопасности посоветовал покинуть Шамар. Она прислушалась к совету, решив сесть на борт
судна, отправляющегося вниз по реке. В общем, они выбрались из кварталов удовольствий
поутру, на седьмой день с момента появления киммерийца в Шамаре.
На причале оба почти целомудренно укрывались от случайных взглядов.
— Прощай, Броллия, — сказал Конан.
— Пусть хранят тебя боги, Селлус. Если, конечно, это твое настоящее имя.
Лицо варвара оставалось непроницаемым, словно каменная маска. Безусловно,
распутная девка была не лишена ума, но он сам предпочитал именно таких женщин.
14
— Я не жрец, чтобы рассуждать о богах. Однако могу предположить, что они все-таки
не слишком игнорируют меня, иначе я был бы давно мертв.
— Мне грустно… Я знаю, Макрос - старикашка с грязной душой и довольно
кровожаден. Хорошо, что меня ему теперь не достать. А вот ты должен подумать о том, как
избежать неприятностей. У Макроса есть друзья…
— Он обладает плохим вкусом, если называет ту кучу коровьего дерьма своими
друзьями. Много кто пытался подло ударить мне в спину, и все заканчивалось, когда в брюхе
негодяя торчал мой кинжал. Я не собираюсь лишаться сна из-за ублюдков Макроса.
— Ты идешь или будешь так беседовать до заката? — с высоты палубы донесся грубый
голос.
— Прощай, — Броллия всплакнула, и встала на цыпочках, чтобы поцеловать
киммерийца.
Он обнял ее за талию, а женщина повисла на его плече. Тогда варвар мягко отстранил
