воином, хотя имел переменчивый характер и неясное происхождение.
По мнению Лисинки, то, что Смотрители и бандиты устроили совместный бунт, могло
послужить лучшим памятником работе Конана по объединению отрядов. Все же было бы
предпочтительнее, если киммериец вообще не обзаводился бы никаким памятником еще
долгие годы.
Предводительница сурово смотрела на мятежного подчиненного, думая, что ему
сказать. Парень всегда действовал импульсивно и мог переметнуться обратно так же быстро,
как дошел до затеи бунта.
Опередив Лисинку, Хоркас махнул факелом и закричал:
— Услышьте меня! Мы шестеро уходим с этой проклятой земли, и готовы взять
любого, кто присоединиться к нам и последует за мной!
Некоторые одобрительно кивали, но у большинства предложение вызвало смех и
проклятия. Кто-то отпускал похабные шутки по поводу того, почему любой должен
присоединиться к Хоркасу. Правда, многие избегали смотреть ему в лицо.
Разумеется, все это мятежнику не понравилось. Хоркас выглядел смущенно, и прошло
некоторое время прежде, чем он смог продолжить.
В тот момент несколько наиболее заслуживающих доверия мужчин из разных групп
собрались около Лисинки, в полголоса уверяя, что останутся с нею. Она была бы рада, если б
те кричали об этом громко, во всеуслышание. Но, без сомнения, их осторожность
свидетельствовала о том, что люди еще до конца не определились, чью сторону принять.
Тишина затянулась. Тогда Лисинкa, приложив ко рту ладони, крикнула:
— Каким образом эта земля проклята? Прокляты клятвопреступники! Не наказав
предателей, мы навлечем на себя гнев богов. Интересно, почему вам должно быть позволено
безнаказанно уйти?
— Если я брошу факел в складское помещение, то все сгорит дотла, — ответил Хоркас.
— Все мы не желаем подобного исхода. Ты также вправе сбежать отсюда, или оставайся
голодать, если не можешь питаться камнями!
Негодование охватило Лисинку и не только ее одну.
— Попытка сбежать от возможной опасности гораздо хуже, чем обычная трусость. Твой
поступок отвратителен. Стращая своих товарищей, ты обрекаешь себя на проклятие.
Угроза, как и все слова Лисинки были бесспорны для большинства собравшихся. Хотя
здравомыслящие люди не думали, что потеря шестерых глупцов, даже с их оружием и
провиантом нанесет остальным значительный ущерб. В свою очередь атаманша не
сомневалась в необходимости как можно быстрее развеять сомнения, пока люди не потеряли
еще здравый смысл. То, что шесть дураков сделали бы сегодня, десять могут сделать завтра,
и двадцать - через день после этого. Мятеж уничтожил бы группу (и Конан, скорее всего,
погиб бы), оставив мир во власти Души Taнзы или кого-нибудь подобного Гролину. Неважно
скоро или нет, но смерти все равно не миновать…
Лисинкa, раздвинув толпу, вышла на открытое место. За ней последовало несколько
человек, но они походили на смутные тени, замеченные краем глаза. Не считая бледной
луны, по-настоящему освещал внутренний двор лишь факел Хоркаса.
— Послушай, Хоркас! — обратилась женщина к мятежнику. — У меня появилась
лучшая идея. По правилам каждый может бросить вызов вождю. Сразись со мной, и в случае
твоей победы, у тебя будет законное право отдавать приказы, которым все наши люди
обязаны повиноваться. Ну, как?
— Эй, остерегись! — прозвучал сзади голос Kлaрнидеса. — Я не клялся в дружбе ни с
кем из разбойников, кроме Лисинки Мертус. После смены предводителя ее воины и
85
