поклоняться и служить, отдавая всего себя, тело и руки, свое имя, а с ним и свою душу. Только тебе. Потому что ты веришь мне и любишь меня.
После этих слов я положила ладонь на его руку и сказала:
— Джейми, ты больше не один. Навсегда. Навсегда!
Он повернулся и взял в руки мое лицо.
— Клянусь тебе, — сказала я. — Когда я приносила клятву на нашей брачной церемонии, я не имела это в виду, но теперь… теперь имею.
Взяв в обе ладони кисть его руки, я нащупала пальцами то место, где бился пульс, и прижала свое запястье к его запястью, пульс к пульсу, биение сердца к биению сердца.
— Кровь от крови моей, — шептали мои губы.
— Плоть от плоти моей.
Его шепот был глубоким и хриплым. Неожиданно он опустился передо мной на колени и вложил свои сомкнутые руки в мои: ритуальный жест, которым у горцев сопровождалось принесение клятвы верности вождю.
— Вручаю тебе свою душу, — выдохнул он, склоняя голову над руками.
— Пока наша жизнь не придет к концу, — мягко заключила я. — Но ведь она еще не пришла к концу, верно?
Он встал и чуть отстранился от меня. Я легла на узкую кровать, притянула его к себе и призвала домой, домой, снова домой, навстречу нашему нерасторжимому единению.
Глава 60
ЗАПАХ ДРАГОЦЕННЫХ КАМНЕЙ
Путь в Роуз-холл, находившийся в десяти милях от Кингстона, пролегал по уходившей вверх по крутому склону, извилистой, припорошенной красноватой пылью дороге. Чуть дальше от города она уже заросла и сузилась настолько, что большую часть пути нам приходилось ехать гуськом. Я следовала за Джейми по темному, пахучему тоннелю, образованному кронами кедров, иные из которых достигали высоты в сотню футов. В их тени росли огромные разлапистые папоротники.
Все было тихо, только птицы перекликались в кустарнике, умолкая при нашем приближении. Один раз лошадь Джейми вдруг резко остановилась, фыркнула, и мы увидели, как длинная тонкая зеленая змея, извиваясь, пересекла тропу и исчезла в подлеске. Я проводила ее взглядом, но густые заросли не позволяли видеть дальше десяти футов от дороги: все утопало в зеленых тенях.
Хотя ополчение острова прочесало весь город, китайца не нашли. Назавтра ожидалось прибытие на подмогу отряда морской пехоты из казарм на Антигуа, и я надеялась, что мистер Уиллоби покинул город этим путем — выловить кого-то в этих джунглях представлялось мне делом безнадежным. Тем временем каждый дом в Кингстоне был заперт, как банковский подвал, а все жители вооружились до зубов.
В городе царило весьма опасное настроение: как и морские офицеры, полковник, стоявший во главе местного ополчения, придерживался того мнения, что, если китайца обнаружат, ему вряд ли удастся дожить до виселицы.
— Скорее всего, его разорвут в клочья, — заявил полковник Джейкобс, сопровождая нас из резиденции губернатора в ночь убийства. — Оторвут, прошу прощения за резкость, яйца и располосуют его вонючую глотку. Думаю, так оно и будет.
Судя по выражению лица, эту расправу полковник предвкушал с удовольствием.
— Думаю, так и будет, — пробормотал Джейми по-французски, подсаживая меня в экипаж.
Я знала, что судьба мистера Уиллоби продолжала волновать его и сейчас: все время, пока мы ехали по горам, он был молчалив и задумчив. Однако, как ни посмотри, от нас ничего не зависело. Если маленький китаец был невиновен, мы не могли спасти его; если он был виноват, мы не могли бросить его на произвол судьбы. Оставалось лишь надеяться, что его не поймают.
А на поиски Айена-младшего у нас было всего пять дней. Конечно, если он в Роуз-холле, все будет хорошо. Но если нет….
Ограда и небольшие ворота отделяли территорию плантации от окружающего леса. Пространство внутри было расчищено и засажено сахарным тростником или кофе. На некотором расстоянии от дома, на возвышенности, стояло большое, неказистое, обмазанное глиной и крытое пальмовыми листьями строение. Рядом сновали темнокожие люди, а в воздухе висел приторный запах жженого сахара.
Ниже сахарного завода находился большущий сахарный пресс, примитивная конструкция, состоявшая из двух здоровенных, перекрещенных в форме буквы «X» бревен, шпинделя и короба — емкости, куда помещалось сырье для отжима сока. Возле машины суетились два или три человека, но она, похоже, не работала. Во всяком случае, быки, приводившие механизм в движение, мирно щипали травку неподалеку.
— Как вообще им удается вывозить отсюда сахар? — поинтересовалась я, вспоминая взбиравшуюся вверх узкую тропку и отряхивая осыпавшие меня по дороге кедровые иголки. — Неужели на мулах?
— Нет, — рассеянно ответил Джейми. — Сплавляют на баржах вниз по реке. Река совсем рядом, к ней ведет маленький спуск сразу за домом.
Он указал направление подбородком, одной рукой придерживая поводья, а другой отряхивая с одежды дорожную пыль.
— Готова, англичаночка?
— Как всегда.
Роуз-холл представлял собой удлиненное, гармоничных пропорций двухэтажное задание, крытое не жестяными пластинами, обычными для плантаторских усадеб, а дорогостоящими шиферными плитами. Вдоль одной стороны дома тянулась веранда с высокими окнами и застекленными дверями.
Рядом с входной дверью рос большущий желтый розовый куст, побеги которого взбирались по решетке до края крыши. Он испускал такой густой аромат, что было трудно дышать, а может быть, просто перехватывало горло от этой красоты. Пока мы стояли у двери, дожидаясь отклика, я оглядывалась по сторонам, высматривая, не промелькнет ли возле расположенного выше сахарного завода белокожее лицо.
— Да?
Дверь отворилась, и на нас с удивлением воззрилась рабыня, полная женщина средних лет в белом хлопковом балахоне, с красным тюрбаном на голове и кожей того глубокого, насыщенного золотистого цвета, какой можно увидеть только в сердцевинах цветов.
— Будь добра, передай, что мистер и миссис Малкольм просят миссис Абернэти принять их, — вежливо произнес Джейми.
Женщина выглядела слегка растерянной, как будто к гостям здесь не привыкли, но после недолгого замешательства кивнула, отступила на шаг и распахнула дверь.
— Пусть, пожалуйста, господа подождать в салон.
Слово «салон» на ее устах растянулось и смягчилось, получилось что-то вроде «саллонн».
— Я пойду спросить хозяйка, принимать ли она.
Комната была большой, длинной, гармоничных пропорций. Благодаря тому что одна стена целиком состояла из высоких окон, ее заливало светом. В дальнем конце помещения находился украшенный резьбой по камню огромный камин с выложенным шифером очагом, тоже занимавший чуть ли не всю стену. В этом очаге без особых затруднений можно было бы зажарить быка, а наличие громадного вертела наводило на мысль, что так оно порой и случается.
Рабыня указала нам на плетеную кушетку и предложила сесть. Я последовала ее предложению, глядя по сторонам, но Джейми остался на ногах. Он безостановочно расхаживал по комнате и выглядывал в окна, откуда не было видно ничего, кроме посадок сахарного тростника перед домом.
Комната производила странное впечатление: обставленная удобной плетеной ротанговой мебелью, которую прекрасно дополняли мягкие подушки, украшена она была, мягко говоря, не совсем обычно. На одном подоконнике был выложен ряд серебряных колокольчиков, от совсем крохотного до весьма
