и развивает его. Но где ему проявиться, если мир к этому не готов?
Бесс наморщила лоб.
— Я думаю, — медленно проговорила она, — идея заключается в том, что мы должны переделать мир. Медленно и постепенно.
— И я это сделала! — горячо подхватила Николь. — Я фехтовала с мужчиной на публике! Это явный шаг вперед!
— Ты отдала игру без борьбы, — безжалостно напомнила Гвен.
— Ах, Бог с ним, с этим поединком! Во всем виновата Бесс — это она затеяла разговор о фехтовании!
Николь чувствовала себя усталой и раздраженной и была не в настроении выслушивать соображения подруг. В глубине души она догадывалась, что думает о ней сейчас лорд Бору. Он понимал, что Уоллингфорд не имел ни малейшего шанса выстоять против нее. Именно по этой причине он хотел отговорить ее от поединка. Однако она не разобралась в его мотивах — была уверена, что он ревнует ее к Уоллингфорду. Иначе чем объяснить его поведение на реке, когда он продемонстрировал ей свою мужскую мощь, чего она не могла забыть?
— Николь!
О Господи, мать. Баронесса сунула голову в дверь, продемонстрировав при этом непривычную для себя сдержанность.
— Николь чувствует себя хорошо, — нетерпеливо сказала Бесс. — Она лишь подвернула щиколотку.
— Ну вот видишь, что происходит, когда вторгаешься на территорию, которая по закону принадлежит мужчинам? — ласковым тоном сказала баронесса. — Надеюсь, что ты усвоила, где твое место, дорогая Николь!
Глава 15
Под предлогом мнимой травмы Николь смогла остаток дня побыть у себя в комнате, что ее весьма устраивало. Ей нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать. Уоллингфорд навещал ее ежечасно, приносил вино, цветы, шоколад и фрукты, рассыпался в пылких извинениях, и она с облегчением поняла, что он так и не понял, что же произошло на фехтовальной дорожке в действительности. Баронесса также проявляла много внимания, беспокоясь о том, не закрыть ли окна и не прибавить ли огня в камине, спрашивала, чего Николь хотела бы поесть или выпить. Подобная забота была так нехарактерна для нее, что Николь рассердилась.
— Ради Бога, мама! — воскликнула она, когда баронесса приводила в порядок постель. — Ты не была даже наполовину столь внимательна ко мне, когда я сломала руку, спрыгнув с амбара в стог сена!
— Тихо! — испуганно зашипела мать. — Ты ведь не хочешь, чтобы об этом узнал Уоллингфорд.
Николь села в кровати.
— Честно говоря, я не думаю, что это его как-то расхолодит.
— Вероятно. — Баронесса присела рядом. — Но, дорогая моя, ты должна быть сейчас очень-очень осторожной!
— Почему?
— Ну как же? Разве ты не понимаешь, что ты его поймала на крючок?
— Как мне не понимать, если все только и говорят об этом?
— Мне бы так хотелось, чтобы отец и братья видели все собственными глазами. Скажу тебе, Николь, что миссис Тредуэлл — настоящий гений. Подумать только, всего лишь несколько месяцев назад я отказывала тебе в будущем, а сейчас ты любимица города! То, что тебя выделил Уоллингфорд, как бы поставило печать одобрения высшего света. Теперь все говорят, что ты весьма оригинальна. — Баронесса погладила руку дочери.
— А что говоришь ты, мама?
Баронесса некоторое время колебалась.
— Видишь ли… Я бы не выбрала ту дорогу, на которую ты вступила — весь этот атлетизм. Однако это показывает, насколько умна миссис Тредуэлл, не правда ли? И видит Бог, это привлекло Уоллингфорда… Я очень счастлива, Николь. — Наклонившись, она заговорщицки зашептала: — Ты бы знала, сколько матерей приходили ко мне, чтобы навести справки об академии. Так что миссис Тредуэлл следует ожидать нового пополнения!
Эти слова кое о чем напомнили Николь.
— Гвен сказала, что ты хочешь забрать меня отсюда.
— В самом деле, любимая. Я еду в Лондон, чтобы подготовиться к весеннему сезону, и ты можешь поехать со мной. Там будет и Уоллингфорд.
— Я не хочу ехать в Лондон.
— Академия имеет целью подготовить молодых леди к выходу в свет, — резонно сказала баронесса. — Очевидно, что ты подготовлена достаточно хорошо.
— Потому что я случайно попала на глаза приятному молодому человеку?
— Уоллингфорд — это нечто большее, нежели просто приятный молодой человек.
Николь вдруг почувствовала страшную усталость.
— Мне хотелось бы поспать, мама.
— Да, конечно, дорогая. Поспи. — Баронесса укрыла дочь одеялом и наклонилась, чтобы поцеловать ее.
— Мама…
— Да?
— Я хочу закончить курс обучения. Если ты мне не позволишь, я скажу Уоллингфорду, что он слишком мал для меня.
— Николь! — Голос баронессы соскользнул на прежний тон, в котором послышалась сталь. — Упаси тебя Бог! Ну как ты можешь!
— Сказала — и сделаю, — подтвердила Николь.
— Ты совершишь большую ошибку. А что, если ему приглянется какая-то другая девушка?
— Тогда, — отчеканила Николь, — это будет означать, что его чувство ко мне не было достаточно сильным. И я не хотела бы выходить замуж за такого человека.
Брови баронессы сошлись к переносице.
— Тебе следовало бы быть поосторожнее, юная леди! Ты не настолько привлекательна или талантлива, чтобы позволить себе подобные выходки!
По крайней мере их отношения вернулись в прежнее русло, с грустью подумала Николь. Разница лишь в том, что внимание, которым ее одарил Уоллингфорд, позволяет ей одерживать верх.
— Оставь меня, — пробормотала она, откидываясь на подушки. — Я хочу спать.
Баронесса тут же стала излучать сочувствие:
— Конечно же, любимая. Ты должна отдохнуть. Тебе предстоит так много всяких дел!
Еще не наступило время ужина, а Николь уже скрипела зубами от вынужденного безделья. Она настояла на том, чтобы одеться и спуститься в гостиную, где можно было поиграть в карты и шарады. Конечно, она вынуждена была делать вид, что хромает, и постоянно об этом помнить. Уоллингфорд был сама доброта, он расположился рядом с ее креслом и отлучался лишь для того, чтобы подносить ей лакомства. Он держал ее руку, когда они разгадывали шарады; они вместе смеялись, когда Терлингтон неумело имитировал мычание коровы. Время от времени Уоллингфорд подносил ее руку к своим губам и целовал.
— Николь, в жизни я не был таким счастливым, — шепнул он ей.
«Боже, если Уоллингфорд и был подослан лордом Бору, то он один из самых замечательных актеров во всей Англии», — подумала Николь.
Бору играл в карты. Николь очень хотелось рассказать ему об утреннем поединке, но было похоже, что подобной возможности ей не представится. Он играл в вист и ни разу не глянул в ее сторону.
Игра в шарады мало-помалу сошла на нет, когда время стало приближаться к полуночи.
— Давайте выйдем на террасу, — предложил Уоллингфорд. Она увидела, что в его темных глазах появился блеск. Будут опять поцелуи…
— Если вы так хотите, — жеманно сказала она. — Но я хотела бы опереться на вашу руку.
— Нет ничего другого, чего бы я хотел в большей степени.
Он помог Николь дойти до двери, игнорируя игривые комментарии окружающих.
— Мисс Хейнесуорт нуждается в свежем воздухе, — счастливо объявил он, пока Николь, прихрамывая, шла рядом. — Мы можем сесть на этом выступе. Я до сих пор не могу простить себе, что причинил вам боль, Николь.
Он прижался ртом к ее рту, сомкнул вокруг нее руки. Николь прильнула к нему, чувствуя, как ей хорошо и тепло.
— О, сладкая Николь, — пробормотал он, — скажите, что вы любите меня.
— Я… я едва знаю вас.
Он улыбнулся:
— Я это исправлю. С этого момента я буду постоянно рядом.
— Я не вижу, каким образом, поскольку я должна вернуться в академию миссис Тредуэлл.
Он отстранился от нее.
— Нет! Ваша мама сказала, что вы в этом сезоне отправитесь в Лондон.
— Это она так хочет, но я чувствую себя обязанной…
— Слушать лекции по домоводству? В них нет никакой необходимости. — Он провел рукой по ее мягким волосам. — Все, чего я когда-либо хотел, о чем я мечтал, вы уже воплотили в себе. И я… — Он замолк, потому что кто-то стал ломиться в дверь. Николь увидела лорда Бору, и ею овладели дурные предчувствия.
— Милорд! — Уоллингфорд поднялся с выступа, увидев приближающегося Брайана. — Позвольте мне выразить, насколько высоко я ценю вас как учителя мисс Хейнесуорт по фехтованию. Мы сейчас как раз обсуждали…
— Мне нужно переговорить с моей ученицей, — проворчал Брайан.
— Может быть, Энтони, — нерешительно проговорила Николь, — вы принесете мне шампанского?
Уоллингфорд посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Брайана.
— Конечно, валькирия. Если вам именно этого хочется.
Бору прислонился к стене.
— Валькирия? — переспросил он и сам поразился сдержанной ярости в своем голосе.
— Я несколько удивлена, — холодно сказала Николь, — что вы поднялись со своего кресла.
— Как смели вы, — прорычал он столь свирепо, что она невольно отпрянула, — позволить ему взять над вами верх?
— Откуда вы знаете? — удивилась Николь. — Вы даже не были там.
— Мне рассказали. Он вел со счетом восемь к пяти, когда вы… подвернули щиколотку. — В его голосе послышались саркастические нотки, и он выразительно посмотрел на ее ногу.
Николь в смущении поправила юбку.
— Он в самом деле очень хороший…
Лорд Бору оборвал ее, тряхнув костылем:
— Да он просто невежда в фехтовании!
— Почему же вы не сказали об этом заблаговременно?
— Я сказал! — прорычал он.
— Но вы не сказали почему. Я думала,
