разбирательстве и о том, как кулак Кейна врезался ей в лицо, поранив губу. Поток крови, казалось, никогда не иссякнет. Она содрогнулась при этом воспоминании.
Именно тогда она решила изменить свою жизнь. Наследство стало светом в конце тоннеля, едва различимым во мраке и все же сулящим надежду.
– Ты в порядке, Лилиан? – встрсвоженно спросила Фанни.
– Да, – ответила Лилиан, пытаясь прогнать воспоминания. – Все хорошо.
– Грейстоун всегда был пугалом, особенно если ему говорили то, чего он не хотел слышать, – мрачно заметила Фанни.
Давным-давно она была любовницей Грейстоуна и, по-видимому, оставила его сама, вместо того чтобы предоставить эту честь ему, как бывало обычно с другими его подругами. Она влюбилась в кого-то другого и последовала зову сердца.
– Да, это всегда бывало ужасно, – сказала Лилиан.
– А что, собственно, сказал Грейстоун?
– Сказал, что уничтожит меня, если я пророню хоть слово на публике об «ошибке его сына». Сказал, что эта «грязная ложь» делу не поможет. – Лилиан обхватила себя руками за плечи. – Он был так озлоблен, что казалось, будто между нашими семьями и не было никаких отношений.
– Охваченный страхом, он забыл о ваших добрых отношениях, забыл обо всем на свете. И в данном случае трудно его осуждать. Это была ужасная мысль.
– Правда все равно выйдет наружу. Невозможно долго скрывать убийство, – возразила Лилиан, цитируя Шекспира.
Фанни усмехнулась:
– Всегда любила Шекспира, особенно «Венецианского купца». Но какой бы захватывающей ни была пьеса, это всего лишь пьеса, дорогая.
– Но в ней правда жизни, а моя осведомленность о некоторых вещах – единственное средство спасти Диллона.
– Предоставь адвокатам его спасать. Грейстоун не допустит, чтобы его сын качался в петле.
– Ты не понимаешь, Фанни. Они очень мало могут сделать для его оправдания. Карты в колоде лежат очень тесно. Если бы ты слышала, какие убедительные улики они приводят, то поняла бы, что я имею в виду. Они представили письма леди Лэнгем к ее любовнику, которые пришлись так кстати, чтобы обвинить Бомона. К тому же на суде выступит хозяин гостиницы, готовый во всех грязных деталях сообщить о тайных свиданиях Диллона и леди Лэнгем и об их ссорах. Это все сфабриковано очень чисто. Но игра грязная. А судья, похоже, готов все это проглотить.
– Но ведь ты пыталась помочь…
– А что толку?
Фанни погладила руку Лилиан. Она хлопотала над ней, как наседка.
– Ты думаешь, что, если бы вместо сэра Патрика там сидел Редфорд, ситуация изменилась бы?
– Да, я так думаю, – помолчав, ответила Лилиан. – В этом Редфорде есть нечто особенное. Он так чертовски уверен в себе, что хочется врезать ему кулаком в грудь, и в то же время испытываешь к нему безграничное доверие. Он не успокоится, пока невинный человек не окажется на свободе.
– Я слышала, что Редфорд никогда не нарушал слова и что он не станет злоупотреблять доверенной ему тайной. Почему бы тебе не сказать ему правду о Диллоне?
– Он не поверит, – вздохнула Лилиан. – Скорее всего поднимет меня на смех и вышвырнет за дверь.
– Вышвырнет за дверь?
Щеки Лилиан запылали.
– Он сказал, чтобы я не пыталась обольстить его своими дамскими штучками.
– А точнее?
Лилиан смутилась.
– Не могу припомнить.
– Ты отлично помнишь каждое его слово. Так что говори!
– Ну, что-то вроде… – Она кашлянула и, понизив голос, сказала: – Можете сколько угодно хлопать своими прелестными глазками и покачивать бедрами хоть до темноты, но я не возьмусь за дело Бомона.
– Он хочет тебя.
– Да, хочет, чтобы я убралась подальше.
Фанни снисходительно улыбнулась:
– Этот человек заметил и запомнил тебя. Он тебя хочет. И кто его осудит? Ты – произведение искусства, шедевр.
– Если я шедевр, то этот шедевр принадлежит тебе.
– Уже нет. – Фанни покачала головой. – Возможно, я научила тебя красиво двигаться, вести беседу, одеваться, выщипывать брови, но теперь ты сама по себе.
– Однажды эта метаморфоза меня, возможно, спасла, но едва ли бровь красивой формы поможет Диллону избавиться от петли палача. – Лилиан едва сдержала слезы. – Кейн. Этот человек – моя смерть. Я надеялась, что навсегда покончила с ним там, в конторе поверенного, когда мы узнали, что мой дед завещал все свое состояние мне, а не Кейну. Когда он набросился на бедного стряпчего, разбил мне до крови губу и помчался к Диллону. – Слезы потекли по ее щекам. – Не знаю, что бы я делала без него и без тебя… А теперь, – она разрыдалась, – теперь я стала причиной смерти Диллона.
– Ну-ну, – принялась ворковать Фанни, обхватив сильной рукой плечи Лилиан. – Не твоя вина, что Кейн – такой дьявол.
– Я навлекла его гнев на Диллона.
– Но ты не в силах контролировать махинации Кейна. А вот что ты должна сделать, так это доказать свету, что он действительно дьявол. Разоблачить его.
– Как?
– Перетяни Редфорда на свою сторону. Известно, что он упрямец. Если за этим делом стоит Кейн, Редфорд проследит затем, чтобы справедливость восторжествовала.
– Если бы!
– У тебя есть хоть какие- нибудь доказательства?
– К несчастью, нет.
– Именно поэтому тебе без детектива не обойтись.
Лилиан фыркнула:
– Не знаю, Фанни. Этот человек настроен крайне враждебно. Он даже слышать не хочет о том, чтобы взяться за дело Диллона.
– Но ведь ты привыкла преодолевать трудности. Три года назад ты была робкой девицей, никому не интересной и пряталась на задворках общества в надежде на то, что тебя никто не заметит. Ты была гадким утенком.
– Ну уж не настолько гадким…
– Да, спина у тебя была прямая, словно ты аршин проглотила, одежда ужасная.
Лилиан скорчила гримаску, вспомнив мучительные усилия, которые Фанни заставляла ее предпринимать.
– Знаешь, почему я согласилась тебе помочь?
– Из-за денег?
– Ну и из-за них тоже. – Убрав руку с плеч подруги, она продолжила: – Но главное, чтобы ты не чувствовала себя жертвой. Чтобы не считала себя виноватой, несмотря на все издевательства Кейна.
– А почему я должна была испытывать чувство вины?
– Как это ни печально, многие сами позволяют тирану измываться над собой. Я много раз это наблюдала. К счастью, ты никогда не занималась самобичеванием.
– Однако испытывала сомнения и неуверенность, всячески избегала людей. В общем, чувствовала себя отвратительно.
Фанни отмахнулась:
– Все это нервы. И ничего больше.
– Можешь рассказать об этом моей горничной. Я меняла в день по пятнадцать платьев.
Кроме Фанни, только слуги были свидетелями этих мучительных поисков образа, этих долгих и утомительных часов перед зеркалом, когда она вырабатывала надлежащую осанку, часов примерок у модисток, длительных уроков красноречия и танцев. Сколько времени она провела перед зеркалом, флиртуя с собственным отражением, ведя любезные беседы с запуганной девочкой, готовой осмеять все ее усилия?
– Но ты сумела преодолеть и страх, и нервозность, тебе удалось справиться с Кейном. – Поставив бокал на столик, Фанни помахала изящным пальчиком. – Не могу поручиться за твое благополучие в настоящий момент. Знаю лишь одно: если женщина захочет, непременно добьется своего.
– Я не всего могу добиться одна. Иногда мне требуется помощь. Но я еще не готова сложить оружие.
– Умница. – Фанни сжала ее руку. – Докажи Кейну, что его интриги ничего не стоят.
– Но как, ради всего святого, мне удастся перетянуть Редфорда на свою сторону? Как убедить его, что Диллон не мог сделать того, в чем его обвиняют? Редфорд сказал, что не верит ни единому моему слову.
– Он должен понять, что почем.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что два года ты любовница Диллона. Подумай об этом, Лилиан.
– Ты переходишь все границы.
Фанни пожала своими знаменитыми плечами, получившими известность за те годы, что она прослужила в театре «Друри-Лейн».
– Но ведь ты давно мечтаешь об этом мужчине.
– Тот мужчина, с которым я виделась несколько дней назад, нисколько не похож на Аполлона моих грез.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Он был таким мрачным, отчужденным, даже привлекательность утратил.
– Ну, в это трудно поверить. Возможно, теперь он не Аполлон, а скорее Арес, бог войны.
Водя пальцем по краю бокала, Лилиан, избегая встретиться взглядом с Фанни, проговорила:
– Не могу сказать, что он показался мне воинственным.
– Ну если не воинственным, так вспыльчивым. Разве ты не почувствовала этого?
Лилиан смущенно заерзала на стуле.
– Не знаю, о чем ты, Фанни. Единственное, что я чувствую, – что он мне не поможет.
– В таком случае верх возьмет Кейн.
Лилиан откинулась на стуле.
– В том-то и загвоздка.
– Послушай, Лилиан. Вспомни свое преображение два года назад. Это из области несбыточного. Ты из засушенной старой девы превратилась в роскошную лилию. Мы знали, что столпы общества никогда не примут тебя в свой круг, но хотели сделать тебя неотразимой. Ты стала женщиной, желанной для любого мужчины, и чаровницей, какой желала бы стать любая женщина. У тебя появилась харизма. А харизма дает силы Наполеону.
– Разве не армия дает силы Наполеону? – попыталась сострить Лилиан.
– Армия следует за ним. Его магнетизм зачаровывает солдат и подданных и заставляет делать все, чего потребует он. Харизма – это ключ ко всему.
– Кое-кто может возразить, что научить этому нельзя.
– Возможно, и так. Но к этому надо стремиться, создать легенду и жить в ней. – Фанни
