Коротко кивнув, она бросила отломленный сучок на землю и быстро пошла прочь по тропинке, презирая себя за те слезы, что стояли в горле, за тяжесть в груди.
Хит нагнал ее и зашагал рядом.
– А ваши родители?
Проглотив ком в горле, она обогнула живую изгородь из терновника и оказалась на небольшой площадке, со всех сторон окруженной кустарником, с журчащим посередине фонтаном.
– Как вы выбираетесь из этого лабиринта, черт возьми? Улыбнувшись почти ласково, он кивнул в сторону еще одной тропинки на другом конце площадки:
– Там.
Порция кивнула и пошла в указанном направлении. Хит шел следом.
– Так ответьте на мой вопрос, Порция. Что с вашими родителями?
– Мой отец умер, когда мне исполнилось четырнадцать, – бросила она через плечо.
– Мне жаль, – пробормотал он, и бархатный тембр его голоса отозвался трепетом в ее сердце.
– Не стоит меня жалеть. Он никогда не обращал на меня особого внимания, – ответила она, не осмеливаясь взглянуть на него из опасения, что в ее взгляде он прочтет нечто большее, чем могли бы сказать слова.
– Должно быть, вам было больно.
– Не особенно. – По правде говоря, у нее было чувство, что судьба ее пощадила. Большую часть своего времени отец тратил на то, чтобы укрощать мать, мечтая поработить ее полностью. Он проверял ее записи, ее календарь, указывал ей, с кем ей можно и нельзя общаться, проверял ее расходы, в том числе благотворительные, подвергал инспекции каждую вещь в ее гардеробе.
– А ваша мать? – спросил он. – Она тоже вами пренебрегала?
– Нет, – сказала Порция, – она была внимательна ко мне.
– Была. Она тоже умерла?
– Нет.
– Тогда…
Порция внезапно остановилась и повернулась к нему лицом.
– Моя мать уехала в Европу ровно через неделю после похорон отца. Ровно неделя ей потребовалась, чтобы сделать все приготовления к путешествию.
– Восемь лет назад? И она ни разу не приезжала вас навестить?
Порция поежилась под его жалостливым взглядом. Она с новой остротой почувствовала себя брошенной и забытой.
– Она пишет. – Что из того, что письма она получала все реже с каждым годом. Мать любила ее. Порция не осуждала мать за то, что она захотела пожить своей жизнью. Она вскинула голову и сказала: – Она обещала за мной вернуться. Мы собираемся вместе путешествовать по свету. И я увижу Парфенон. – Порция сама удивлялась запальчивости своего тона.
– Понятно, – пробормотал он. Она искоса взглянула на него.
Он продолжал смотреть на нее с сочувствием, окрашенным снисходительной насмешкой. Так смотрят на обманутого ребенка, продолжающего верить в волшебников и фей.
Желая поскорее сменить тему, не в силах вынести этот жалостливый взгляд, Порция сказала:
– Я знаю, что вы пытаетесь действовать в интересах Мины, но я думаю, вы понимаете ее желание иметь то, что она считает нормальной жизнью.
Хит схватил ее за предплечье и повернул к себе лицом. Теперь она уже видела дом. Он возвышался за разросшимися кустами за спиной Хита.
– Нормальная жизнь? – Он приподнял темную бровь с таким видом, словно впервые слышал это словосочетание.
– Да. Поклонники, ухаживания, брак, дети.
Хит пристально смотрел в ее лицо несколько долгих секунд, потом пробормотал:
– Нормальная жизнь нам не уготована. Мина должна примириться с этим. – Он кивнул, давая понять, что тема закрыта.
– Потому что вы так решили?
– Я знаю, что хорошо для моей сестры и что нет.
– Вы сделаете ее несчастной, – предупредила она, не обращая внимания на опасный знак – на пульсирующую под скулой жилку. – Вы хотите взять такой груз на душу?
– Жизнь несправедлива, – бросил он и вдруг схватил ее за затылок.
Порция тихонько вскрикнула, когда он привлек ее к себе. Она решила, что он сейчас ее поцелует. Губы его приблизились к ее губам, но замерли в волоске от ее губ. Какое разочарование.
– Мы редко получаем то, что хотим, – прошептал он, с пугающей медлительностью растягивая слова. Дыхание его согревало ее губы. – Или вы этому еще не научились?
Не сказав более ни слова, он отпустил ее и исчез, обогнув живую изгородь. У Порции подогнулись колени. Прижав пальцы к губам, она силилась унять трепет во всем теле.
