нетерпеливо.
Дункан застонал, губами открыл ее рот и дерзко вонзился внутрь языком. Рукой он обхватил ее ягодицы, прижимая Джинни бедрами к себе. Его твердое естество, эта толстая стальная колонна, оказалось прямо у нее между ног.
Она чувствовала его величину. Его мощь.
Она задрожала – затрепетала – и ощутила, как его член пульсирует у нее между ногами. Бедра задвигались ему навстречу. Джинни терлась об него, стремясь облегчить сит нетерпение, свое желание, свое вожделение.
Она могла думать только об одном – как он окажется внутри. Заполнит ее. Сделает своей. Снова.
Дункан больше не мог сдерживаться. В нем бушевало желание, дикое и ненасытное. Вкус ее страсти казался амброзией для голодающего мужчины.
Ему было мало. Он целовал ее все сильнее и сильнее. Глубже. Упивался ею с каждым вздохом.
Он забыл, как это чудесно – держать ее в своих объятиях. Какая она мягкая и женственная. Как от нее пахнет, словно от экзотического цветка. Как нежно падают ему на руки ее шелковистые локоны. Он вспомнил, каково это было, когда мягкие волны ее волос рассыпаются у него по груди, и, застонав, вонзился языком ей в рот долгими настойчивыми толчками.
Ее поцелуй застал его врасплох. Тело пылало, как огонь в горне кузнеца. Всплыли все старые воспоминания. Ее роскошное тело прижималось к нему, и Дункан едва выдерживал это. Сладкая готовность женщины отдаться оказалась слишком возбуждающей, этому невозможно было противиться.
Все варварские инстинкты требовали – возьми ее. Задери на ней юбки, вонзись в нее и сделай своей. Снова! Но на этот раз он ее не отпустит.
Как давно все это было! Дункан подхватил Джинни под ягодицы и приподнял, прижимая к себе. Кровь ринулась в его давно восставшее, твердое, как камень, естество. Оно почти что лопалось. Джинни качнулась к нему, Дункан вздрогнул и едва не кончил. Ее тело кричало о том, чего она так страстно желает.
Он понимал, что все происходит слишком быстро, что он слишком груб, что может сделать ей больно, и поэтому, собрав остатки самообладания, попытался успокоиться. Укротить свою дикость.
Но Джинни ему не позволила. Она протестующе застонала, настойчиво обхватила его ногами, она терлась об него и целовала его как обезумевшая.
Дункан зарычал. Она его хочет, и этого достаточно.
Прервав поцелуй, он провел губами подлинной стройной шее, наслаждаясь теплом ее кожи, вдыхая свежий аромат. Одной рукой он развязал на ней плащ и расстегнул верхние пуговки бархатного жакета, чтобы поцеловать грудь. Чтобы скользнуть языком под сорочку вдоль краев корсета. Когда его язык задел упругий комочек, Джинни застонала и так вцепилась ему в плечи, словно ноги ее не держали.
Краем сознания Дункан понимал, что это очень опасно – их могли обнаружить в любую минуту, но это только усиливало возбуждение и желание. Позже у него будет время раздеть ее донага, чтобы вылизать и высосать каждый дюйм ее восхитительного тела, но сейчас они слишком изголодались.
Его язык дразняще обвел твердый бугорок ее соска, а рука задрала вверх юбки, заткнув их за пояс.
Ощутив порыв холодного воздуха, Джинни ахнула, но Дункан не дал ей времени возразить. Его рука уже нащупала ее жаркое местечко.
От этого чувственного прикосновения его плоть дернулась. Под пальцами скользила нежная шелковистость. Дункан ласкал ее длинными, уверенными движениями.
– Ты такая влажная! – простонал он.
Джинни ничего не ответила, только издала негромкий горловой звук, и тело ее затрепетало.
Он чувствовал, как тепло у нее между ног, и стремился внутрь. Хотел ощутить, как она сжимает его там, внутри, как кричит от наслаждения.
Он скользнул внутрь пальцем. Сначала медленно, потом более решительно. Покручивал, дразнил. Потирал самое чувствительное местечко до тех пор, пока она не задышали громко и прерывисто.
Тогда Дункан развязал бриджи. Восставшее естество выпрыгнуло наружу. Холодный воздух показался его разгоряченной коже облегчением. На самом кончике поблескивала капелька предвкушения. Перекинув одну изящную ногу Джинни через свою руку, Дункан слегка согнул колени, что бы выбрать самый удобный угол.
Мышцы живота сжались, когда отяжелевшая головка его естества погрузилась во влажную распухшую плоть. Мышцы шеи и плеч напряглись, так он сопротивлялся желанию вонзиться в нее изо всех сил.
Дункан замер в таком положении – плоть к плоти – и заставил Джинни посмотреть на него. Увидеть его. Понять, что именно он доставляет ей наслаждение. Что только он может помочь ей прочувствовать все это. Что она принадлежит ему.
Ему было мало бессмысленной покорности тела.
Джинни посмотрела на него затуманенным взглядом из-под тяжелых век. Ее прекрасные черты исказились от желания.
– Дункан, – умоляюще произнесла она.
Он почувствовал острое мужское удовлетворение, но ему хотелось большего. Он хотел ее всю – тело, сердце и душу. И желание услышать это признание перевесило все, даже бушующее в нем вожделение.
– Скажи, что ты хочешь этого, Джинни. Скажи, что ты хочешь меня.
«И только меня».
Ее глаза расширились, она словно внезапно очнулась.
– Я…
Она колебалась.
Дункан застыл, поняв ее слова раньше, чем она их произнесла. В грудь впилось горькое разочарование, подобное зубьям стального капкана.
Джинни пыталась удержать ту пелену страсти, что притупляла чувства – дрожащую возбуждающую волну, покалывание, учащенное биение пульса – но все это проскальзывало между пальцами, как вода сквозь решето. Мгновение прошло, и нежеланная ясность мысли и холодного разума уже появилась в сознании.
Тело дрожало, жалуясь на внезапное прекращение наслаждения. Ей казалось, что ее подвели к самим вратам рая, чтобы жестоко выкинуть обратно на землю.
Ее охватил беспричинный гнев. Зачем он это делает? Зачем вынуждает ее вслух сказать о том, что происходит? Почему нельзя просто забыть обо всем и позволить желанию взять верх?
Она замерла. По тем же причинам, по каким сама она не могла произнести: «Да, я хочу этого. Да, я хочу тебя» – и целиком отдаться наслаждению.
Оба они изменились. Они больше не юнец и девчонка, готовые предаться страсти. Джинни лучше многих других знала, к каким это приводит последствиям.
Она оттолкнула Дункана, в ужасе от того безумия, что завладело ею. От того, что она едва не совершила.
– Прости. Я… я не могу.
– Тебя что-то сдерживает, – сказал Дункан, взял Джинни за руку и привлек к себе, опасно приблизив к ней лицо.
Что ты скрываешь от меня, Джинни? Это как-то связано с твоим мужем? – Она молчала, чувствуя, как от ужаса перехватило горло. – С твоим сыном?
Он притянул ее к себе так близко и смотрел прямо ей в глаза. И все увидел. Джинни не смогла скрыть панику, плеснувшую в глазах.
– Значит, ты защищаешь от меня своего сына. – Он всматривался в ее лицо. – Почему?
Сердце ее отчаянно колотилось, она лихорадочно подыскивала какое-нибудь объяснение, далекое от правды. Все, за что она так боролась, что пыталась уберечь, вот-вот могло рухнуть. Она боялась открыть рот, боялась, что правда сама собой соскользнет с ее языка.
– Что плохого я могу сделать твоему сыну?
– Разве ты не понимаешь, что одно твое присутствие уже представляет для него угрозу? Если ты впутаешь моего мужа в историю заговора против тебя, кто, по- твоему, будет нести на себе бремя его вины? Ты можешь погубить будущее моего сына, уничтожить все, что я так пыталась уберечь! – выпалила она, подойдя почти вплотную к правде – в этот миг ей было на все наплевать.
Их взгляды встретились.
– И поэтому ты отказалась мне помочь? Чтобы защитить сына?
Она уловила настойчивость в его голосе, словно ответ был для него очень важен.
– А что мне оставалось делать? Помочь тебе погубить его?
– Я бы никогда не допустил, чтобы такое случилось, Джинни, – произнес Дункан, приподняв ее подбородок и заставив ее посмотреть на себя. На какой-то миг гнев, искажавший его лицо совсем недавно, исчез, и осталась только нежность. – Мальчик не виноват в том, что случилось. Клянусь, что он не пострадает.
Но если солдаты кузена поймают его? Как он тогда сможет защитить ее сына?
Да, все инстинкты кричали – кинься в его объятия, закрой глаза и доверься той силе, что соединяет вас. Это кажется таким простым… но Джинни знала, что простоты следует остерегаться.
И не доверяла она не только ему; она не доверяла и самой себе. Когда дело доходило до Дункана, ее суждения переставали быть здравыми.
Должно быть, эта неуверенность отразилась на лице Джинни. Дункан отпустил ее подбородок и отступил назад.
– Я не могу изменить прошлое, Джинни. Не могу и тебя заставить забыть о нем. Я подвел тебя. Мне следовало выслушать тебя, дать тебе возможность объясниться. Но теперь я совсем не тот человек, каким был тогда. – Он посмотрел на нее долгим проницательным взглядом. – Господь свидетель, я пытался, но мне так и не удалось забыть тебя. Ты в моей крови, в моем сердце. Я хочу попытаться спасти хоть что-то, оставшееся между нами, но не могу сделать этого в одиночку.
Прежде чем Джинни успела ответить, Дункан повернулся и вышел, даже не оглянувшись. Она уставилась на дверь. Паника, охватившая ее несколько минут назад, все усиливалась и грозила захлестнуть сердце. Сердце, которому должно быть все равно. Но броня прошедших лет рассыпалась, оставив ее без защиты и такой уязвимой.
«Не уходи!» У Джинни невольно вырвалась мольба девушки, которой она была когда-то, женщины, которой стала.
А сумеет ли она когда-
