Эмбер вынуждена была идти очень быстро, чтобы угнаться за своим спутником. К этому времени ее беспокойство стало почти невыносимым. Каждый, буквально каждый в этом доме вел себя очень странно!
– Да, мать не спит, – заметила им вслед Маретта. – Можно подумать, что кто-нибудь способен уснуть, когда в гостиной собралась добрая половина населения округи!
– Что она имеет в виду? – не выдержав, резко спросила Эмбер. – Что вообще здесь происходит? Хотелось бы знать, почему мне никто не хочет ничего объяснять? И где в конце концов мой отец? Я думала… я была уверена, что он непременно дождется моего приезда!
– Скоро вы получите ответ на все свои вопросы, сеньорита, – сказал Валдис, которого, казалось, позабавила ее вспышка. – Знаете, вы очень красивы, когда ваши синие глаза вот так сверкают…
– Скажете вы или нет, что происходит? – крикнула Эмбер, которая была сыта увертками по горло. – И потом, что вы меня тащите? Я вполне могу двигаться без посторонней помощи!
В следующую секунду она пожалела о неосторожно вырвавшихся словах. Если до этого в глазах Валдиса были только холод и высокомерие, то теперь в них вспыхнул бешеный гнев.
– Я просто пытаюсь вести себя с тобой, как с настоящей леди, ясно, сестричка? – отчеканил он. – Или ты из тех женщин, кого вполне устраивает пренебрежительное обращение? Впрочем, скоро это выяснится.
Неприятно усмехнувшись, он отвернулся и продолжал подниматься по лестнице. Эмбер ничего не оставалось, как последовать за ним. Наверху он повернул в широкий коридор, освещенный чеканными серебряными светильниками. В нишах стен стояли небольшие мраморные статуи, пол покрывал пушистый ковер приятного бежевого оттенка, но с рисунком, изображающим тропических птиц всевозможных цветов. Обстановка явно была призвана не только услаждать взор, но и веселить его.
Валдис и не думал смотреть по сторонам или под ноги. Он шел, устремив взгляд прямо перед собой, с обычным каменным выражением на лице. В самом дальнем конце коридора он остановился перед дверью и громко постучал. Не дожидаясь приглашения или хотя бы ответа, он повернул резную черную ручку и отступил, нетерпеливым жестом предложив Эмбер войти.
Та подчинилась и оказалась в слабо освещенном помещении наподобие прихожей. Очевидно, комнаты отца и его жены занимали целое крыло громадного особняка. Помещения, которые небольшая прихожая отделяла от коридора, были скрыты от взгляда Эмбер плотной кружевной портьерой, свисающей до самого пола глубокими складками.
Валдис рывком отдернул портьеру. Эмбер вошла следом за ним в комнату, обставленную с роскошью расточительной. Мебель из тяжелого темного дерева, покрытого затейливой резьбой, была массивной, но удобной. У одной стены находился огромный стол, у другой – камин с великолепной решеткой. Прямо напротив входа, разделяя пополам ряд длинных арочных окон, стояла изголовьем к стене необъятных размеров кровать с пологом из алого бархата, отделанным золотистым атласом и присобранным с двух сторон кручеными шнурами.
И посреди всего этого великолепия затерялась миниатюрная женская фигурка. Все: и тяжелые складки балдахина, и обилие пышных кружевных подушек – слишком бросалось в глаза и подавляло. Преисполнившись почтения, Эмбер двинулась к кровати на цыпочках и не сразу заметила, что женщина приподняла голову и смотрит на нее не отрываясь.
– Вы – моя мачеха? – вырвалось у Эмбер сдавленным шепотом.
– Si, это ваша мачеха, кто же еще! – подтвердил Валдис раздраженно и посмотрел на женщину с явным недовольством. – Мы пытались уговорить Эмбер для начала отдохнуть с дороги, но она настаивает на встрече с отцом. Ничего не оставалось, как привести ее сюда.
– Так оно к лучшему. – Аллегра Алезпарито села в постели и накинула на плечи вышитый пеньюар бледно-розового цвета. Только потом она поманила Эмбер: – Подойди ко мне, дитя мое. Присядь сюда, поближе. Нам нужно о многом поговорить.
– Надеюсь, теперь я могу пойти к себе и выспаться, – проворчал Валдис через плечо, уже направляясь к двери. – Если каждый в доме – да и во всей округе – предпочитает сидеть сиднем целую ночь, это не значит, что и я обязан сидеть с ними!
Он выразил свое недовольство, громко хлопнув дверью. Эмбер осталась наедине с мачехой. Она продолжала стоять на полпути к кровати, несмотря на приглашение Аллегры Алезпарито присесть. В сущности, ей все уже было ясно, но она не хотела верить, не хотела даже думать на эту тему и продолжала свои расспросы, нервно оглядываясь.
– Где же отец? Разве он не должен спать вместе с вами? А если нет, то где его комната? – Она чувствовала, что ведет себя глупо, и глаза ее наполнились слезами. – Может быть, хоть вы объясните мне, в чем дело? Я очень устала, а здесь все так странно себя ведут, так странно смотрят на меня…
– Иди же сюда! – повторила мачеха. – Присядь, и мы поговорим.
На этот раз Эмбер повиновалась. Она мало что видела из-за слез, застилавших глаза.
Когда она почти на ощупь присела на край кровати, Аллегра положила холодные руки на ее, сжатые в кулаки. Она тоже плакала.
– Как грустно, дитя мое, как тягостно сообщать тебе такую новость в день, когда ты ожидала радостной встречи. Уверяю тебя, Эмбер, твой отец тоже не чаял тебя увидеть, считал дни… Представь себе, он только об этом и говорил, и довольно долгое время…
Эмбер отрешенно сидела, только отрицательно качая головой. Однако невозможно было дольше отворачиваться от очевидного. В спальне было тепло, но ее охватил страшный холод.
– Вы говорите о нем в… в прошедшем времени… – начала она в нелепом негодовании, но потом не выдержала и разрыдалась. – Он умер! Он умер! Мой отец умер!
Аллегра ничего не сказала на это, и ее молчание показалось Эмбер еще более ужасным, чем подтверждение.
– Но как же так? – Она скованно встала и, как-то вся съежившись, начала отступать от кровати. – Это невозможно… он не мог умереть вот так, вдруг… это какая-то шутка. Злая шутка!
