– Какие роскошные волосы… – шептала Аллегра, продолжая разглядывать падчерицу. – Они отливают чистым серебром! А глаза… Боже милостивый, как они похожи на глаза отца! Поистине это дар Божий – быть юной и такой прекрасной, Эмбер Форест! – Она начала медленно раскачиваться из стороны в сторону, не обращая внимания на слезы, падающие капля за каплей. – Знать, что у твоих ног лежит весь мир… это ли не счастье? Твой отец всегда хотел для тебя счастливой судьбы.
Чувствуя некоторую неловкость во время этого ливня патетических восхвалений, Эмбер вновь приблизилась к постели.
– Мне бы хотелось узнать, отчего умер отец, – смущенно спросила она. – Скажите мне хотя бы это. И еще… должно быть, он очень любил вас.
Снова наступило продолжительное молчание. Аллегра как будто успокоилась и теперь медленно, задумчиво поглаживала белокурые волосы падчерицы.
– Что ж, – начала она, подавляя вздох, – я расскажу все, что смогу. Лайман никогда не жаловался на сердце, но доктор сказал, что оно давно уже было не в порядке. Его смерть была легкой – ни боли, ни мучений. Он умер во сне. Если уж этому суждено было случиться, нужно благодарить Бога за то, что Лаймана минула чаша страданий.
Эмбер уже не чувствовала столь острой боли потери, как в ночь приезда, она ощущала лишь холод при мысли, что случившееся непоправимо. Аллегра сжала ее холодные пальцы, пытаясь согреть.
– Ты права, он любил меня… и тебя любил, Эмбер. Он строил планы насчет твоего приезда, часто мечтал о том, как покажет тебе Мехико. Я не мешала ему мечтать, хотя меня и одолевали сомнения. Я не была уверена, что ты будешь здесь счастлива… в том смысле, что жизнь на ранчо очень отличается от той, которую ты вела. Но раз уж твой отец хотел, чтобы ранчо стало твоим домом, так тому и быть.
– Ну уж нет! – воскликнула Эмбер, отнимая руки и вскидывая подбородок. – Я не могу и не хочу здесь оставаться. Этот дом никогда не станет моим домом, сеньора Аллегра. Мне не хотелось бы говорить вещи, для вас неприятные, но ваши дети не в восторге от того, что я стану жить под одной крышей с ними.
– Не обращай внимания на Маретту. Она мучается от неразделенной любви и потому набрасывается на всех и каждого. Что касается Валдиса… – Аллегра помедлила, казалось, она раздумывает, продолжать ли, потом сказала со вздохом: – Валдис – дело другое. Самое лучшее – избегать любого столкновения с ним и вообще избегать его. Он чересчур самолюбив, чересчур горд… правда, не настолько, чтобы стремиться завоевать такое же доброе имя, какое было у его отца.
Последнюю фразу она произнесла с нескрываемым презрением.
– О чем вы? – удивилась Эмбер.
– Мне не следовало говорить тебе этого, дитя мое, но раз уж слово сказано, всегда нужно объяснить его смысл. Возможно, мой рассказ поможет тебе понять, почему не следует раздражать Валдиса.
По мере того как Аллегра говорила, Эмбер все более завороженно ее слушала. Оказывается, Валдис не был родным сыном Аллегры. Ее первый муж, Гуэло Алезпарито, однажды уже был женат, но жена его умерла во время родов Валдиса.
– Мальчику было десять лет, когда Гуэло решил жениться вторично. Валдис с самого начала невзлюбил меня. Он жил вдвоем с отцом так долго, что успел привыкнуть к этому, кроме того, он обожал Гуэло, боготворил его. Ты ведь знаешь, Эмбер, что мой первый муж был знаменитым матадором? Так вот, он был известен и уважаем не только в Мексике, но и в Испании. Сияние этого светила озаряло и Валдиса – неудивительно, что он не хотел делиться частью отцовской славы, не говоря уже об отцовской любви. Кем я была для него? Простой крестьянской девушкой и к тому же мачехой…
– В таком случае он так и не вырос из детских заблуждений! – хмыкнула Эмбер, состроив гримаску.
– Это еще не все, – продолжала Аллегра, даже не пытаясь улыбнуться шутке. – Валдис своими глазами видел, как во время корриды бык вспорол рогами живот его отцу.
– О! – вырвалось у Эмбер. – Какая ужасная смерть! Я не знала подробностей гибели вашего мужа.
– Валдис был рядом в его последние минуты жизни, а я – нет, – Аллегра, погруженная в невеселые воспоминания, даже не услышала восклицания девушки. – В тот раз я осталась дома с маленькой Мареттой. Той было тогда всего пять лет… а Валдису – шестнадцать.
– Э-э… я даже не знаю, что сказать, – начала Эмбер, думая, что изрекла бы на это ее рассудительная бабушка, – наверное, Валдис так и не смог пережить эту трагедию и… э-э… отказывается принять смерть отца? Но ведь жизнь продолжается…
«Боже мой, что за чушь я несу! – подумала она. – Это слова столетней старухи, а мне всего девятнадцать. Если уж на то пошло, моя жизнь тоже пошла прахом в день, когда умер отец, но я же не срываю зло на всех подряд!»
– Дело совсем не в этом, дитя мое, – говорила между тем Аллегра. – После той трагедии Валдис наотрез отказался идти по стопам отца, несмотря на то что Гуэло всегда мечтал увидеть его своим преемником. По этому поводу ходило много разговоров, причем кое-кто прямо называл Валдиса трусом. Юноша это запомнил и озлобился на весь белый свет. В этом они с Мареттой похожи, как кровные брат и сестра: каждый таит в душе горечь, срывая зло на окружающих. – Аллегра умолкла и вздохнула с видом человека, обреченного на безрадостное существование. – Теперь ты понимаешь, Эмбер, что лучше всего держаться от Валдиса подальше и никогда не перечить ему. Все здесь успели убедиться, что с ним не сладить, и ведут себя благоразумно. Что до меня, я не смею спорить с ним. Когда я вышла замуж за твоего отца, Валдис даже не позволил мне изменить имя с Алезпарито на Форест!
– А отец… мой отец? Он хоть раз осмелился пойти против Валдиса? – прямо спросила Эмбер, чувствуя непреодолимую потребность знать это.
Аллегра отвела взгляд и промолчала.
– Хоть один раз?! – повторила Эмбер, не в силах поверить. – Или, может быть, они неплохо ладили?
– Лайман был человек разумный и знал свое место, – едва слышно прошептала Аллегра, – он брал пример с меня…
– Боже мой, что за нелепость, глупость! – воскликнула Эмбер, вскакивая и принимаясь ходить взад- вперед по комнате. – Разве не вы хозяйка ранчо? Почему же вы не возьмете все в свои руки?
