– Советую вам умерить свой пыл, сеньорита… и знать свое место.
Ледяной голос Валдиса заставил обеих женщин вздрогнуть. Отодвинув портьеру широченным плечом, тот вошел в спальню. Эмбер пришло в голову, что он беззастенчиво подслушивал в прихожей и, вполне вероятно, слышал их разговор от слова до слова. Аллегра так съежилась под ненавидящим взглядом пасынка, что ее почти не стало видно среди подушек. Стеганое одеяло поползло вверх – перепуганная женщина пыталась укрыться с головой.
– О каком «моем месте» идет речь, сеньор? – спросила Эмбер, как только к ней вернулось самообладание. – Здесь, на этой вашей асиенде, мне попросту нет места, и в самом скором времени я избавлю вас от своего присутствия.
Валдис усмехнулся, если можно назвать усмешкой движение губ, медленно обнажающих острые зубы неестественной белизны. В этой усмешке было что-то хищное, откровенно злобное. Эмбер стоило немалого труда скрыть впечатление, которое произвела на нее волчья мимика сводного брата.
– Интересно знать, куда ты направишься отсюда, сестричка? – подойдя очень близко и, казалось, нависнув над Эмбер утесом, он окинул ее оценивающим взглядом. – Разве ты не обрела наконец родной дом? Моя святая обязанность – дать приют дочери своего обожаемого отчима!
– Я ценю ваше гостеприимство, но не нуждаюсь в нем! – резко ответила девушка и демонстративно отвернулась к мачехе. – Я вам искренне благодарна, сеньора Аллегра, за то, что вы согласились уделить мне несколько минут. А теперь мне пора собирать вещи. Кто-нибудь отвезет меня в Суэвло.
Она успела сделать к двери только один шаг – Валдис поймал ее за руку повыше локтя. Эмбер было так больно, что она вскрикнула.
– Никто на этом ранчо не смеет противоречить мне! – рявкнул он яростно. – Это касается и тебя! А теперь отправляйся в свою комнату и не смей высовывать носа до тех пор, пока я не распоряжусь тебя выпустить. Во-первых, достойные леди достаточно долго носят траур по умершему отцу, а во-вторых, сестричка, у тебя нет выбора, кроме как повиноваться.
Эмбер начала отбиваться, крича от возмущения и боли. Она безуспешно пыталась по одному разжать пальцы Валдиса, в то время как Аллегра, высунувшись из-под одеяла, с ужасом следила за всей этой сценой.
– Ты не заставишь меня плясать под свою дудку, Валдис! Если никто не согласится отвезти меня в Суэвло, я пойду пешком! Не смей прикасаться ко мне, отпусти немедленно!
Ужасные тиски только сжались сильнее. Боль стала невыносимой. Несмотря на внезапно пробудившееся стремление защитить свою независимость, инстинкт подсказал Эмбер, что дальнейшее сопротивление ни к чему не приведет. С Валдиса вполне станется сломать ей руку. Больше не издав ни звука, она опустила голову, чтобы скрыть покатившиеся по щекам слезы. Не выпуская ее руки, Валдис заговорил, раздельно и внятно проговаривая каждую букву:
– Учись послушанию, малышка, иначе ты проклянешь день, когда появилась на свет Божий. Ты не покинешь ранчо до тех пор, пока я не сочту это нужным. Ты будешь жить на асиенде, под одной крышей со мной, потому что я нахожу тебя весьма и весьма… хм… заслуживающей внимания. Жить ты будешь как королева, но только с той минуты, как научишься вести себя достойно. Это в твоих же интересах, малышка: если мне придется оставить отметину на этом соблазнительном теле, я не стану колебаться ни секунды. Надеюсь, это ясно? – Валдис хорошенько встряхнул Эмбер. Та могла только кивнуть в ответ. – Вот и славно.
Когда он отпустил ее руку, ноги Эмбер подкосились, и она мешком осела на пол. Это вызвало у Валдиса приступ искреннего веселья, впрочем, нисколько не смягчившего его ярости.
– Кстати сказать, – насмешливо заметил он, наблюдая за тем, как Эмбер растирает красное пятно выше локтя, – у тебя нет денег на то, чтобы убраться отсюда. У тебя их нет вообще ни на что. Так будь же благодарна за то, что я готов из милости держать тебя в моем доме.
Последние слова вновь, вопреки здравому смыслу, встрепенули Эмбер.
– В твоем доме?! – воскликнула она, не обращая внимания на то, что Аллегра испуганным шепотом умоляла ее смириться. – Это и дом Аллегры, и дом Маретты! Это был также и дом моего отца! Какое право ты имеешь провозглашать себя единственным хозяином ранчо?
– По правде сказать, это не твоего ума дело, нахальная девчонка, – прорычал Валдис, раздувая ноздри и сжимая здоровенные кулаки, – но раз уж об этом зашла речь, то знай, что Аллегра много лет назад передала мне права на ранчо!
– Я ни за что не поверю, что отец знал об этом! Не поверю, что он знал – и смирился!
Валдис оглушительно расхохотался, уперев руки в бока. Аллегра начала рыдать в голос, и это еще больше улучшило настроение мучителя.
– Твой папаша узнал об этом вскоре после того, как женился на моей мачехе, – сообщил он со злобным торжеством в голосе. – Когда Аллегра встретила этого олуха и заставила его поверить в то, что именно она здесь царствует и правит безраздельно, я был в Испании, ездил покупать племенных быков. Вернувшись, я не замедлил сообщить ему, как сильно он одурачен. – Валдис помедлил, чтобы окинуть презрительным взглядом Аллегру, захлебывающуюся от рыданий. – Эк ее разбирает! А все потому, что она знает: твой папаша ни за что бы на ней не женился, знай, каково истинное положение дел.
– Это ложь, ложь! – вдруг закричала несчастная женщина в порыве безысходной душевной боли. – Лайман женился бы на мне, будь я мачехой самого дьявола! Тебе известно, почему я плачу! Слезы текут сами, стоит мне только увидеть тебя…
– Прикуси язык, дрянь!
Валдис размахнулся, но не попал по лицу Аллегры, которая успела зарыться в подушки. Тогда он снова повернулся к Эмбер и завопил, теперь уже совершенно вне себя от бешенства:
– Убирайся с моих глаз! Я сыт по горло твоей наглостью и больше ее не потерплю! Чтобы через пять минут ты сидела в своей комнате тихо как мышь. И не вздумай выходить, пока тебе не прикажут! – После этого он перенес свое внимание на Аллегру, продолжавшую истерически рыдать: – Ну а теперь я займусь твоим воспитанием, дорогая мачеха.
Несколько мгновений Эмбер смотрела на съежившийся под одеялом, трясущийся комочек. Как ей хотелось помочь Аллегре, к которой она успела проникнуться искренним сочувствием! Но что тут можно было поделать? Она получила слишком жестокий урок, чтобы еще раз помериться силами с таким
