– Оставим в покое мой почерк. Вы собирались рассказать мне о том, что узнали в Глостершире.
Оказалось, по пути доктор еще заехал в Ронсли-Холл, чтобы узнать побольше об Амните Камойз. Отчасти из-за профессионального любопытства, а еще из-за почти молитвенных похвал, которые Берти Трент расточал своему другу, описывая его благородные и героические качества. В поместье у них ушло несколько дней на то, чтобы найти горничную миссис Камойз.
– Я должен говорить с вами деликатно или откровенно?
У Дориана екнуло сердце.
– Откровенно, пожалуйста.
– У вашей матери был роман с вашим дядей Хьюго, – спокойно произнес Эвершем. – Во время их свидания в прачечной к ним вбежала горничная, чтобы предупредить о неожиданном приезде вашего деда. Миссис Камойз запаниковала, поскользнулась и ударилась головой о каменный пол. Так как она быстро пришла в себя, доктора решили не вызывать… чтобы сохранить в тайне причины травмы.
Эвершем говорил о сотрясениях, которые чреваты внутренними повреждениями, хотя внешне это никак не проявляется, и явные симптомы заболевания отсутствуют в течение недель, месяцев или лет, а потом уже трудно связать болезнь с тем вроде бы незначительным давним эпизодом; Таким образом, миссис Камойз был поставлен ошибочный диагноз: упадок сил или конституциональное расстройство.
– Вам, может быть, неизвестны функции мозга…
– Я знаю, как он работает, – прервал Дориан. – Жена объяснила мне, когда рассказывала о нервных срывах.
Эвершем кивнул:
– Нервные срывы появляются как в результате травм, так и при ряде других заболеваний. Но дело в том, милорд, что у вашей матери было очень серьезное сотрясение мозга, а его невозможно передать по наследству. – Эвершем взял листок, исписанный неровным почерком Гвендолин. – Более того, ее светлость не обнаружила у вас ни одного классического симптома дегенерации мозга.
И неудивительно. Ей нечего было обнаруживать. Вы в отличной форме, особенно для представителя высшего общества. Ваш мозг превосходно работает. Ваш почерк, говорящий о великолепном моторном контроле, и логичное описание эмоционально значимых обстоятельств вашей жизни не оставляют ни капли сомнений. – Эвершем снова заглянул в листок. – Миледи не заметила у вас ни усталости, ни летаргии, ни сонливости, ни беспокойства.
Никаких проблем с концентрацией внимания, о чем свидетельствуют ваши предложения по строительству больницы. Насколько я понимаю, репродуктивные функции… э… действуют. – Он улыбнулся. – Поздравляю, милорд. У вас впереди приятное событие, не так ли?
Его светлость мог осознать лишь то, что не унаследовал сотрясение мозга. Ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы понять остальное, и еще минута, чтобы заговорить.
– Что вы сказали? – выдохнул он. – Впереди?..
У меня… Вы… Может, вы забыли про галлюцинации?
«Зрительные химеры». «Сначала ты видишь звезды, а потом возникает боль». Физиологический феномен, характерный для ряда невралгических заболеваний, как сказала моя жена.
Эвершем кивнул:
– Она права. Типичные признаки. И симптомы классической мигрени. Как я понимаю, именно от нее вы и страдаете.
– Мигрень? – переспросил Дориан. – То есть… головная боль?
– Не простая головная боль, которую имеет в виду большинство людей, а тяжелые, истощающие приступы.
Но они не смертельны.
– Вы хотите сказать, что все это время… – Дориан покраснел. – Все эти месяцы, когда я изображал из себя героя трагедии… я страдал от обычной головной боли?
Эвершем нахмурился, положил лист на стопку, выровнял ее, а Дориан ждал, что последует за этой паузой.
Ведь его головные боли не смертельны. Тогда почему он молчит?
Гвендолин показалось, что она слышала голос мужа, но когда подошла к дверям библиотеки, там было тихо.
Едва она взялась за ручку, как раздался знакомый мужской голос:
– Хотел бы и обнадежить вас, но не могу. Эта болезнь неизлечима, милорд, и хотя ее изучали столетиями, она все еще остается для науки загадкой. Я не встречал двух похожих больных. К огромному сожалению, не могу обещать вам излечение. Не могу обещать я того, что она не перейдет к вашим детям, ибо, как уже доказано, она наследственная.
Гвендолин вскрикнула. К ней повернулись две мужские головы, и, прежде чем она успела закрыть дверь, на нее уставились две пары глаз: одни – голубые, другие – золотистые.
– О, извините. Я не хотела вам мешать…
Ничего не видя от слез, она промчалась через холл, открыла входную дверь, сбежала по лестнице и налетела на Берти.
– Ну, Гвен, куда ты?.. – начал тот.
Но она шмыгнула мимо, бросилась к его лошади, которую держал один из конюхов, и выхватила поводья.
