— Джайлс, о чем Рейвенсвуд попросил тебя? — спросила Минерва.
— Полагаю, больше нет смысла что-то от тебя скрывать. — Он уверенно посмотрел жене в глаза. — Рейвенсвуд попросил меня следить и подслушивать — в высшем обществе, да и вообще везде... И время от времени сообщать ему информацию. Сообщать о моих знакомых... — Джайлс судорожно вздохнул. — Ты спрашивала о моих таинственных исчезновениях? Именно ради этого я исчезал.
Минерва ошеломленно смотрела на него.
— Так ты шпион?! Ты шпионишь для Рейвенсвуда?!
— Нет, скорее я информатор... Министерства внутренних дел, — пояснил он.
Минерва прожигала его взором, не в силах сказать что-либо. Все это время она убеждала себя в том, что даже предполагать такое смешно. Значит, ее мнение о нем…
— То есть все эти годы?.. — сбивчиво заговорила она. — С того самого вечера?..
— Я бросил это дело, когда узнал, что у меня есть шанс стать королевским адвокатом, — сказал он. — И я считал, что прошлое осталось позади — до тех пор, пока Ньюмарш не попросил Рейвенсвуда о встрече со мной в Кале.
— Боже мой! — Наконец-то все разрозненные части мозаики встали на место. — Так вот почему ты умеешь вскрывать замки и так убедительно врать в гостинице! Вот почему в одно мгновение ты можешь казаться негодяем, а в следующее — добропорядочным гражданином!
Джайлс пожал плечами.
— Негодяям люди чаще говорят то, чего ни за что не сказали бы в присутствии добропорядочного гражданина, — промолвил он.
— И ты прикидывался негодяем для того, чтобы скрыть шпиона. — Как же она ошибалась насчет его истинного характера! — А моим братьям это известно?
— Никому не известно, — ответил Джайлс. — И если бы все шло так, как я запланировал, ты тоже ничего бы об этом не узнала.
Минерва удивилась:
— Почему?
— С одной стороны, все оставалось в прошлом, о котором мне хотелось забыть. С другой — я действительно не хочу это обсуждать.
— Даже со своей женой? — спросила Минерва, будучи не в силах скрыть боль в голосе.
Неожиданно она вспомнила, что Джайлс говорил ей в тот день у пруда. «В моем прошлом есть вещи, о которых я не смогу говорить с тобой. Да, я не всегда вел себя безупречно. Да, я совершал ошибки. Но будь я проклят, если расскажу тебе обо всем лишь для того, чтобы ты не считала, что я такой же, как твой отец».
— Особенно со своей женой, — произнес он с ударением на слове «особенно». — Которая имеет обыкновение описывать меня в своих романах.
— Но я делала это лишь потому, что не понимала значения твоих поступков! — оправдывалась Минерва. — Знай я, что они так важны, причем не только для тебя, но и для всей страны, я бы никогда...
— Я же говорил тебе, что это важно, — напомнил ей Джайлс. — И я просил тебя никому ни о чем не рассказывать, но ты рассказала, потому что я задел твою гордость.
— Ты задел не гордость, — сказала Минерва. — Я любила тебя, болван!
При этих словах кровь отхлынула от лица Джайлса, и она мысленно отругала себя за то, что показала ему свою уязвимость. Но пути назад не было.
— Я тебя любила, а ты разбил мне сердце, — договорила Минерва. — Только поэтому я написала о тебе в своем романе.
Глава 24
Джайлс недоверчиво смотрел на Минерву. Она его любила?
— Но... тебе было всего девятнадцать лет, — пробормотал он.
— Боже правый, Джайлс, к тому времени, когда мы обменялись с тобой первым поцелуем, я любила тебя уже долгие годы. Моя любовь вспыхнула в тот день, когда ты поддержал меня на похоронах мамы и папы.
— Ну, это увлечение, детская влюбленность, а не любовь, — пожал плечами Джайлс.
— Не говори мне, что такое любовь, — тихо произнесла Минерва. — Мне лучше знать, была я влюблена в тебя или нет.
Ее слова задели Джайлса, ведь она сказала «Я была влюблена в тебя», а не «Я люблю тебя сейчас».
Черт возьми, почему это так важно для него?! Он ведь не хочет, чтобы она любила его. Или хочет?
Отвернувшись, Минерва отошла к столу, чтобы налить себе чаю, хотя он уже почти остыл. Дрожащими руками она поднесла чашку к губам. Слегка пригубив холодный напиток, она поставила чашку назад на блюдце.
Когда Минерва снова заговорила, ее голос зазвучал совсем иначе: он стал низким, нерешительным:
— Почти половину своей жизни я боготворила тебя, Джайлс. Я не сводила с тебя глаз, когда ты приходил к моим братьям, и молила Бога о том, чтобы в один прекрасный день ты обратил на меня внимание, разглядел бы во мне женщину.
Он понятия об этом не имел. Джайлс лихорадочно пытался вспомнить былые годы, но на память приходили лишь эпизоды того, как он прожигал жизнь, беззаботно тратя ее на выпивку, женщин и карты. После самоубийства отца его жизнь превратилась в одну долгую вакханалию.
— Однако ты видел во мне только глупую сестренку своих друзей, — с горечью продолжала Минерва. — До той ночи.
Она повернулась к мужу, и он увидел в ее глазах слезы. В груди Джайлса что-то шевельнулось.
— Я была так счастлива увидеть тебя на том вечере. Именно поэтому я пришла туда — надеялась, что ты тоже там будешь, что, возможно, увидев меня в этом платье с глубоким декольте, ты захочешь меня и полюбишь.
— Но я действительно захотел тебя, когда увидел в этом платье, — промолвил Джайлс, испытывая отчаянное желание унять ее боль. — Для меня это было откровением.
Она приподняла бровь.
— Да, но это было вовсе не то откровение, которого ты хотел, — заметила Минерва.
— Нет, тогда — нет. Моя жизнь была разбита. Мой отец только что покончил с собой, и я пытался добиться справедливости. Но уже тогда я стал понимать, что мне нужно изменить что-то в собственной жизни, что дальше так продолжаться не может, вот только я не знал, с чего начать. Впустить во всю эту неразбериху женщину было неразумно.
— Тогда ты должен был сказать об этом мне, вместо того чтобы... — Она взмахнула рукой. — Впрочем, все это уже не важно. Что было, то прошло.
— Судя по выражению твоего лица, это не так, — заметил Джайлс. Минерва промолчала, и он добавил: — Я не хотел причинять тебе боль. Ни тогда, ни сейчас.
— Я до сих пор не понимаю, почему ты считаешь меня неспособной сохранить твои секреты. Я понимаю, почему ты думал так раньше, но теперь, когда мы поженились...
— Мне очень трудно доверять кому-либо, — признался Джайлс. — Рейвенсвуд объясняет это тем, что я слишком долго вел двойную жизнь, скрывая от всех свое истинное лицо. Скрывать что-то стало моей второй натурой.
— Это не так, — заявила Минерва.
Он настороженно посмотрел на нее.
— Что ты имеешь в виду?
