на их след. — Его уверенность удивила меня. — Мы прикинемся паломниками и скажем, что хотим вступить с Чойбалсаном в переговоры.
— Будем надеяться, он нас примет, — буркнула я.
Септио как-то странно посмотрел на меня.
— Каждого из нас защищает свой бог. Тебя охраняет неведомая мне южная богиня. Я посвятил себя служению Чернокрову. Завтра мы облачимся в коричневые одежды и назовемся братьями ордена Пустой Рукояти.
— Что еще за орден? — спросила я, хотя название мне почему-то понравилось.
— По правде говоря, это просто шутка, — смущенно признался Септио. — Раньше, еще до падения Правителя, так между собой называли себя обитатели Храмового квартала. Так мы узнавали друг друга.
А если Чойбалсану известно об этой шутке? Мне стало не по себе, но вскоре я обо всем забыла, охваченная дурным предчувствием.
После того как мы сняли сапоги, Септио вошел в пещеру первым. Спать мы вынуждены были рядом — и из-за тесноты, и чтобы согреться, ведь ночью в горах очень холодно. От Септио веяло жаром; когда я прижалась к нему и обняла, он отдернулся.
— В чем дело? — спросила я.
Он не ответил, но я почувствовала, что его бьет дрожь. Я провела ладонями по его груди, и он едва не забился в судорогах. В порыве озорства и томясь от желания, я погладила его внизу живота и сразу поняла, что он возбужден до предела — застежка на штанах вот-вот лопнет.
— Мы не должны… — начал он, но я заставила его замолчать поцелуем и начала ласкать.
— Я не привыкла лежать с мужчинами, но ты приятен моему сердцу, а сегодня заставил меня о многом задуматься.
— И ты меня тоже, — хрипло прошептал он, хотя я чувствовала, что мысли его блуждают совсем в другом месте.
Скоро я к нему присоединилась.
Любовь с мужчиной оказалась не такой болезненной, как я боялась. В меня вошла живая плоть, а не стекло, не кожа и не металлические игрушки… Я оседлала его, и мы скакали, пока оба не выдохлись.
Наконец я прильнула к Септио и прошептала:
— Ты мой первый маль… мужчина.
— А ты моя первая женщина, — застенчиво ответил он. — По правде говоря, я впервые соединился с женщиной, отдал свое семя… В храмовых ритуалах я всегда был сосудом, в который лили семя другие.
Прижавшись друг к другу, мы завернулись в одеяла и проспали до утра.
Проснулась я от боли; я была вся липкая. Притворившись, что не замечаю его утреннего возбуждения, я накинула на плечи одеяло, выбралась из нашей пещерки и побрела к ручью. Ледяная вода обжигала, зато мне удалось вымыться дочиста.
Наши ночные забавы не показались мне бессмысленными. Еще в храме Лилии, после того как мы с Саммой поссорились, я ложилась в постель с женщинами постарше, не испытывая почти никаких сердечных чувств, а к нашим утехам относилась как к еще одному виду упражнений. Хотя Септио был не слишком ловок, любить его было сладко — ничего подобного я не испытывала после первых любовных опытов с Саммой.
— Не нужно его отталкивать, — сказала я, обращаясь к рыбам в запруде. — Но и слишком привязываться к нему тоже не стоит. Все само собой разрешится.
Вымывшись, я снова накинула на себя одеяло и обернулась.
На берегу стояли шесть мужчин с арбалетами. Они ухмылялись.
Нападать на арбалетчика очень сложно, сложнее, чем на лучника. На тех, у кого в руках мечи или кинжалы, можно броситься, надеясь выжить. У арбалетчика в запасе всего один выстрел, зато арбалет превосходит обычный лук по точности стрельбы и убойной силе. Единственный выстрел часто оказывается роковым.
Один из шестерки начал развязывать шнурки на брюках, и я решила рискнуть. Пронзительно крича, я бросилась на похотливого болвана, одновременно сняв с себя одеяло и швырнув его в двух его приятелей с арбалетами. Как я и надеялась, выпущенные ими стрелы попали в одеяло. Первого противника я повалила на землю, одновременно ударив плечом в живот и кулаком в пах.
И все же болт из третьего арбалета угодил мне в обнаженную ягодицу. Я упала и вдруг поняла, что не могу встать. Собрав все силы, перекатилась на бок, поднялась на ноги и побежала к тому месту, где паслись наши стреноженные лошади. Обернувшись, увидела, что мои враги вынимают мечи из ножен.
Мне надо было пройти совсем небольшое расстояние, шагов сорок, зато в гору… Я без труда обогнала бы их, но некоторые успели перезарядить арбалеты… Мелкие камешки впивались мне в ступни, жесткая трава колола ноги. Септио, протирая глаза, вышел из нашей пещерки, но, увидев, что происходит, нырнул назад, в тень.
Я понадеялась, что мой юный спутник захватил с собой какое-нибудь оружие.
Добежав до лошадей, я дернула ремень, которым они были стреножены. Даже если бы из моего зада не лила кровь, я не сумела бы сражаться верхом на своей кляче. И все же лучше отпустить на волю перепуганных лошадей. Как я и ожидала, они с диким ржанием стали носиться туда-сюда, скрыв меня от разбойников.
Наши седла и переметные сумки лежали в неприметной расщелине. Я достала из своей сумки нож и обернулась лицом к нападающим.
Они оказались умнее, чем я рассчитывала. Отойдя на безопасное расстояние, арбалетчики успели перезарядить свое оружие. Все смеялись над поверженным товарищем. Увидев, что у меня нет арбалета, они снова пошли на меня, рассыпавшись цепью. Пятеро стали взбираться на склон. Шестой, стеная, ковылял сзади.
Такое положение меня тоже вполне устраивало. Я успела отдышаться и схватить подходящий камень. Подниматься в гору нелегко… если, конечно, они решат подняться ко мне. Они ведь могут подстрелить меня снизу, как цаплю, сидящую на столбе.
Пришлось рассчитывать на то, что есть.
К сожалению, рана все больше досаждала мне. Я не видела, велика ли она, но по ногам текла кровь. Поэтому двигалась я с большим трудом.
Септио высунулся из пещерки:
— Зелёная!
— Иди сюда, будем драться вместе! — Я развернулась так, чтобы враги больше не могли попасть мне в зад. Не подумав, я села на землю и скривилась от боли. Кое-как мне удалось подняться на четвереньки.
— По-моему, на нас напали подручные Чойбалсана, — сказал Септио. — Постарайся разузнать, где он!
Я огрызнулась:
— Тебя они, возможно, и отведут к своему главарю… после того как вшестером разделают меня своими прыщавыми членами, как дыню!
— Они ничего с тобой не сделают, если мы заставим их уважать нас.
— Голую окровавленную девочку и голого липкого мальчика?
Он протянул мне бумажный пакетик:
— Держи, сейчас я его подожгу. Потом брось его в них.
Я стиснула его пакетик в руке; Септио чиркнул серной спичкой; пламя коснулось бумаги, и пакетик зашипел, заискрил.
— Бросай же! — крикнул Септио. — Быстрее!
В воздухе пакетик взорвался, испуская удушливый красный дым, пронизанный черными прожилками.
«Ага, — подумала я. — Огненный порошок!»
Испускающий искры пакетик упал в зарослях сухого чертополоха; миг — и кусты тоже вспыхнули и
