— Что с тобой?
Губы Септио зашевелились, но на них лишь вспухали кроваво-красные пузыри.
Во имя Колеса, с ним что-то не так… Ему плохо!
— Пошли в палатку, — сказала я. — Либо он нас убьет, либо отпустит.
Мой бедный друг что-то проворчал, но поплелся за мной.
Уклоняться от молний я не пыталась, не видя в этом смысла. Молниями распоряжался Чойбалсан; значит, он мог по своему желанию наслать их или убрать. Приближаясь к кругу, я испытала очень странное чувство. Во рту появился металлический привкус. Волосы на затылке встали дыбом. Голова стала пустой и легкой; я слышала повсюду мерный гул.
Спотыкаясь, мы миновали границу круга. Из-за того что нам туго стянули лодыжки, пришлось двигаться мелкими шажками. Громовые раскаты оглушали, но молнии в нас не били. Палатка стояла в центре круга, не защищенная более ничем, даже земляным валом.
Я откинула входной клапан. Септио налетел на меня сзади, и мы оба чуть не упали.
Посередине палатки стоял большой черный камень, по бокам которого было воткнуто два шеста. Камень как будто пузырился и горел. Я узнала в нем упавшую звезду. Сама я ни разу не видела, как звезды падают с неба, но читала о них в книгах, которые приносила госпожа Даная.
На стенах висели лошадиные попоны и несколько мятых гобеленов, наверное украденных из какой- нибудь усадьбы. На полу валялись продранные ковры и одеяла. Перед черным камнем стояло низкое сиденье без спинки.
Мы были одни в доме царя, который готовился стать богом. Или, наоборот, бога, который готовился стать царем.
«Богиня! — взмолилась я. — Я не прошу тебя мне помочь, ибо это мое испытание. Не прошу и смелости, ибо это тоже мое испытание. Дай мне на время силу и мудрость, которую ты можешь дать… — Глаза мои наполнились слезами. — И удели толику милосердия и жалости Септио, если его бог еще не позаботился о нем!»
Неожиданно сзади вышел Федеро и окинул меня внимательным взглядом. В первый миг я подумала, что он пришел мне на помощь. Потом я заметила, как необычно он одет. Вместо модного костюма на нем были узкие кожаные штаны и толстый стеганый жилет. Так же были одеты разбойники, напавшие на нас в горах. Правда, в отличие от разбойников, Федеро не был вооружен.
Мне показалось, что держится Федеро более свободно и раскованно, чем на Текстильной бирже.
Предатель! У меня невольно вытянулось лицо.
Федеро ухватил меня пальцами за подбородок и стал осматривать мое лицо. Оскорбительный жест сразу отрезвил меня.
— Значит, ты помогаешь родиться новому божеству? — спросила я.
— Зелёная, не притворяйся глупее, чем ты есть, — негромко ответил Федеро.
— Где он?
Федеро сел на сиденье, прислонившись спиной к небесному камню, и театральным жестом раскинул руки в стороны:
— Чойбалсан, предводитель разбойников!
Хотя я была связана по рукам и ногам, кости черепа у меня по-прежнему были крепкими. Зарычав, я бросилась к нему, пытаясь боднуть его в лицо. Поняв, что его эффектный выход провалился, Федеро живо вскочил и поставил мне подножку. Я упала лицом вниз, ударившись лбом о его маленький трон. Ударилась я так сильно, что перед глазами снова засверкали молнии.
С трудом я перевернулась на спину; Федеро проревел что-то невнятное. Хотя в глазах у меня двоилось, я успела разглядеть, как Септио бросился к Федеро. Предатель уклонился от удара, и Септио, плача, заковылял вокруг черного камня. Кровь ручьем лила из его рта.
Федеро захохотал.
Рассвирепев, я согнулась почти пополам и ударила его ногой, сбив на пол. Из-за того что ноги у меня были связаны, удар получился слабым. Будь у меня более ясная голова, я бы прокляла всех когда-либо рожденных богов. Лежа на рваном ковре, я хватала ртом воздух. Септио, шатаясь, подошел к Федеро и склонился над ним.
Предводитель разбойников занес нож; мой юный любовник упал. Удар пришелся Септио в живот. Федеро нанес ему смертельную рану. В таких случаях смерть часто приходит не сразу; раненые переносят страшные мучения. Иногда несчастные страдают несколько дней от страшного жжения и боли, а окружающие — от непереносимого смрада.
Федеро вскочил. Вытер лезвие от крови и желчи, протер себе руку и полу жилета. Септио вырвало.
Федеро склонился надо мной и сказал:
— Он ничтожество! Не то что ты. Я позволю тебе смотреть, как он умирает. — Он погладил меня по голове. — Никуда не уходи! Я скоро вернусь. У тебя, милочка Изумруд, есть кое-что, без чего я не могу обойтись!
Я смотрела ему вслед. Федеро вышел из палатки. Хотя голова еще кружилась, я стала думать, какую смерть уготовлю предателю — медленную, мучительную. Федеро будет страдать так, как не страдают и жертвы Чернокрова! Когда в голове наконец достаточно прояснилось и я смогла двигаться, я кое-как подползла к Септио.
Глаза у него были закрыты, но он еще дышал. Из раны несло желчью и испражнениями. Так и должно быть — ведь Федеро нанес удар сверху вниз. Что ж, он хотя бы не будет так долго умирать.
— Септио! — позвала я.
Он не шелохнулся.
— Септио!
Он судорожно, со всхлипом, вздохнул.
— Септио!
Молчание.
Извиваясь, я подползла к нему вплотную и поцелуем стерла кровь с его губ. Септио тихо застонал, но не очнулся.
Пусть он служит богу боли, но мне не хотелось, чтобы он так страдал. Раны в живот самые болезненные и мучительные… Если он быстро истечет кровью, смерть придет раньше. Я должна облегчить его страдания!
С трудом согнув в локтях руки, связанные за спиной, перевернулась на спину. Боли я не чувствовала; я должна была облегчить страдания друга.
Подтянувшись, я улеглась так, что мои локти оказались на уровне его головы. Пошевелив согнутой рукой, я стала перекатываться с боку на бок, стараясь взять его голову в захват.
Мне удалось достичь цели только с третьей попытки. Из глаз брызнули слезы; я обливалась потом. Прижав голову Септио к своему боку, я резко дернулась влево. Он застонал.
Пришлось повторить все еще раз.
— Мне так жаль, — прошептала я, рывком ломая ему шею. Высвободиться у меня уже не было сил. Я лежала рядом с мертвым Септио и плакала.
Неожиданно я сообразила, что гром затих. Когда мы вошли в палатку, в ней царил полумрак, а сейчас стало совсем темно. Локтем я по-прежнему зажимала голову Септио. Потом еще долго я не могла отделаться от его запаха — от запаха его смерти. Мои руки и ноги одеревенели; я сомневалась, что смогу двигаться, если даже Федеро соизволит меня освободить.
Горе заглушала боль от предательства Федеро. Чтобы не впасть в отчаяние, я старалась думать.
Зачем я понадобилась Федеро? Предателю жилось бы гораздо спокойнее со знанием того, что я, всеми забытая, убралась за море. До Калимпуры почти не доходят известия о том, что творится на Каменном Берегу.
Почему Танцовщица не сказала мне, что Федеро — предатель? Может быть, она отправилась в Селистан вопреки его воле? Может, она надеялась, что мне удастся отыскать брешь в его броне? Я не знала, чьи желания победили, но, судя по всему, Танцовщица не лгала мне. Конечно, она многое утаивала,
