А может, лучше бы она умерла? Будь моим богом-покровителем Чернокров, он бы сейчас попировал всласть!
Я перевернулась на спину, не в силах пошевелить хоть пальцем. Что ж, такое со мной уже бывало. Но никогда раньше надо мной не склонялся вооруженный мужчина, скрививший лицо от ненависти.
— Убери от меня благословенное острие, — проворчала я.
— Ах, это?! — Он провел острием копья по моему лбу, оставив рубец.
Танцовщица наклонилась ко мне. Я видела, что ей жаль меня. Кроме того, она не понимала, что я задумала. Пока я не могла посвятить ее в свой замысел: слух у Федеро был прекрасный, несмотря на раскаты грома. Я не хотела даже думать о своих намерениях, боясь, что меня выдаст поза — так неопытный боец в схватке выдает следующий удар.
Я приподняла голову и поцеловала ее в губы.
Она вернула поцелуй.
«Отлично! — подумала я. — Устроим представление. Отвлечем его».
Я попыталась ее обнять, но руки у меня были как плети. Я ударяла ими о ее спину. Она прижала меня к себе.
Федеро испустил стон. Я украдкой покосилась на него. Передо мной был не тот Федеро, какого я знала. Какой бы бог ни вселился в него, он забирал его силы, его душу. Так раковая болезнь иногда поселяется у человека в голове и съедает его изнутри… Все лучшее ушло из Федеро. Осталась одна гниль.
Он царапнул мне бок копьем, и я решила, что сегодня он умрет — или я умру, пытаясь его убить.
Руки понемногу оживали. По ним бежали мурашки, зато они больше не были полумертвыми вместилищами боли.
Ноги! Скорее бы ожили ноги!
Я снова потянула шею вверх и ткнулась носом в шею Танцовщице.
— О-о-о, — простонала я, — поцелуй мои бедра! — Лилейные Клинки сразу распознали бы обман, но Федеро застонал почти так же, как я.
В тот миг он походил на похотливого мальчишку.
Распростершись на полу и не сводя взгляда с Федеро, я медленно провела по губам кончиком языка. Госпожа Шерлиз научила меня привлекать внимание мужчин такими вот мелкими трюками.
Танцовщица прижалась головой к моему животу и медленно двинулась вниз, покрывая меня поцелуями. Она спускалась все ниже. Когда добралась до икр, я выгнулась и взяла себя за грудь, показывая ее Федеро.
Он не смотрел на меня. Закрыв глаза, он откинул голову и ублажал себя рукой. Громовые раскаты слышались почти непрерывно.
«Пора!» — решила я. Пока к нему не вернулась способность думать.
Я встала на колени и поползла ко входу. Там валялись наши дорожные сумки — моя и Септио.
Танцовщица встала и подошла к Федеро, заслонив меня собой.
Я перевернула сумку Септио и высыпала на пол какие-то флакончики, запасные носки, хлебные крошки, коробок с серными спичками.
И еще три пакета огненного порошка.
Я понятия не имела, дымят они или взрываются. Хоть бы оказались взрывчатыми! Один пакет я подбросила в жаровню у входа и отползла прочь.
Федеро громко закричал; небо вспорола мощная вспышка молнии. Прогремел гром, но его заглушил мощный взрыв, извергнувший сноп красных и белых искр.
На открытом пространстве взрыв не производил такого ужасного впечатления.
Палатка наполнилась дымом; у меня запершило в горле. Федеро отшвырнул копье и вскочил. Танцовщица набросилась на него сзади. Подпрыгнув, я обеими кулаками ткнула Федеро в висок.
Он обмяк и повалился на пол.
Дым все густел; я кашляла, силясь хоть что-то разглядеть. Громовой раскат снаружи как будто захлебнулся вместе с угасающим сознанием Федеро. Насколько я могла видеть, пожар не начался.
Я удивлялась тому, что еще жива.
— Одевайся! — прошипела Танцовщица. Ее Федеро привел в палатку ко мне голой, если не считать цепей, но она завернулась в гобелен, сорванный со стены.
Моя одежда задубела от крови и грязи. Раны засаднило при одной мысли, что придется одеваться. И все же бежать лучше одетой. Кое-как натянув на себя черный костюм, я влезла в сапоги, оставленные у входа, и, хромая, вернулась к Федеро.
Несколько раз вздохнув, я подпрыгнула и всей тяжестью обрушилась ему на грудь.
Я ждала влажного, душераздирающего хруста. Ждала крови, кашля и хриплого дыхания смертельно раненного человека…
Ноги мои соскользнули, как будто я вскочила на мраморную статую.
От неожиданности я больно ударилась о пол. Танцовщица помогла мне встать.
— Из-за того что в нем заключена частица божественной сущности, обычным способом его не сокрушить…
— Федеро смертный, — тихо возразила я. — Сейчас в нем сидит Чойбалсан и никто другой.
— Помоги мне поднять его!
Помогая, я размышляла, почему удар голой рукой свалил его, а удар пятками не подействовал совсем. Возможно, он, как Бескожий, неуязвим для оружия? Значит, победить его можно голыми руками… и ногами.
Мы подтащили его к алтарю. Танцовщица принялась привязывать Чойбалсана к грубому камню. Хотя времени почти не осталось, я должна была выяснить, справедливы ли мои предположения. С трудом подняв копье, я попробовала проткнуть ему бедро, но у меня ничего не вышло. Тогда я подошла к нему вплотную и вонзила ноготь ему в кожу.
Он дернулся; я увидела царапину.
Танцовщица заканчивала привязывать его, когда Чойбалсан пришел в себя.
— Я думал убить вас быстро и безболезненно. Что ж, теперь ваша смерть будет мучительной! — злобно прошипел он. Снаружи снова загремел гром.
Я нагнулась ближе к его уху, вспоминая заученные слова.
—
Ничего не произошло… Правителя я сокрушила, но, наверное, старая магия выветрилась. На кончике моего носа дрожала капля пота.
Чойбалсан только рассмеялся — неприятно и резко.
— Ты близка к разгадке, но тебе ни за что не понять тайны! — Он подвигал связанными в предплечьях руками; мне показалось, что его лишь забавляет временная беспомощность. — Дурочка Изумруд! Когда я, наконец, доберусь до твоего сердца, ты пожалеешь о том, что сегодня не позволила мне убить тебя нежно.
Я с трудом подтащила к нему жаровню — не ту, что стояла у входа, а другую, поменьше. К тому же жаровня у входа до сих пор испускала красный и черный дым.
Федеро-Чойбалсан больше не улыбался.
— Не надо огня!
— Я не собираюсь тебя жечь, — сказала я. Я не знала, что содержится в двух других пакетах. Если там тоже дым, он может задохнуться. Если там взрывчатый порошок — что ж, тем лучше. — Останови молнии! — приказала я Танцовщице.
Она с силой ударила Чойбалсана ладонями по ушам. Чойбалсан снова замер. Снаружи послышался еще один громовой раскат, а затем наступила тишина.
— Режь палатку!
Танцовщица кивнула, взяла копье за длинное древко и метнула его в гобелен. К шкурам своих сородичей она старалась не приближаться. Наконец она повернулась ко мне:
— Готово!
