хотела сразиться, и мне стало тошно. Все пропало! Молить о пощаде бесполезно — да и бессмысленно. Почти никто не проявлял ко мне милосердия; его почти не было и в моем сердце.
Я снова возвысила голос:
— Матушка, в чем я провинилась? В том, что пытаюсь помочь своей наставнице в беде? У нас на Каменном Берегу нет таких храмов, но она была моей наставницей. Это почти одно и то же. Ради нее обнажила я свой клинок, как обнажила бы его ради вас!
Верховная жрица долго и грустно смотрела на меня.
— Ты сказала «у нас на Каменном Берегу»… Ты, конечно, хотела сказать «у них на Каменном Берегу»?
В верхних рядах поднялся шум. Мне на лицо упала одна капля воды, за ней другая. Я задрала голову, но увидела лишь верхнюю точку далекого купола святилища.
— Ты ведь понимаешь, на что похоже это место, — еле слышно произнесла Танцовщица.
Я посмотрела на нее, а она изобразила знак влагалища, сблизив указательные пальцы на двух руках и оставив между ними щель. Жест ее был очень грубым; я обрадовалась, что здесь никто, кроме нас, не понимает по-петрейски. Она собиралась нанести оскорбление и хотела, чтобы все это поняли.
И все же… откуда здесь вода? Над моей головой закружился вихрь, и я сразу вспомнила свой сон о дожде, лилиях и разрушенных городах.
— Я взываю… — крикнула я и замолчала. В верхних рядах стало тихо, и я услышала эхо собственного голоса. Я повернулась к Верховной жрице, но оказалось, что она не смотрит на меня. Глаза ее метали молнии; судя по всему, она заметила жест Танцовщицы. Мой последний ход оказался неудачным; придется рискнуть всем. — Матушка Умаавани! — воскликнула я, умножая оскорбление, нанесенное Танцовщицей. — Я взываю к милосердию и мудрости богини Лилии! Пусть она решит нашу судьбу. Предъявите ей ваши обвинения, если она уже не знает их, и давайте посмотрим, что она скажет и обо мне, и о моей наставнице!
Сверху донесся чей-то громкий, звонкий смех; мне показалось, что это смеется матушка Шестури. Значит, кое-кому здесь я еще была небезразлична.
— Отлично, — ледяным тоном ответила Верховная жрица. — Быть по сему! И пусть бремя от принятого решения ляжет на твою душу!
Зрительницы снова зашумели. Кто-то бурно возражал против такого исхода — по-моему, представительницы обвинения, — но скоро их голоса потонули в речитативе молитв.
Верховная жрица жестом велела нам с Танцовщицей сесть на низкую скамеечку у края алтарного круга, под самым нижним ярусом. Обычно там сидели претендентки, которым предстояло вступить в орден. Во время службы там ждали помощницы, готовые прийти к Верховной жрице по первому ее знаку.
Наше место обладало еще одним преимуществом: сюда не долетали стрелы из арбалета матушки Аргаи.
— Что с нами будет? — громким шепотом спросила Танцовщица.
— Нас будет судить богиня.
— В самом деле?
— Да. — Я нахмурилась. — Я сделала все возможное, чтобы сохранить нам жизнь и свободу. Жрицы не знают жалости, но богиня иногда говорит со мной. И ее власть подлинна… Здесь не Медные Холмы. Здешние божества не дремлют! Правда, все висит на волоске… Чаще всего богиня выражает свою волю посредством Верховной жрицы.
— То есть Верховная жрица говорит что хочет, уверяя, что такова воля богини? — язвительно спросила Танцовщица.
— Ну да. — Я с самого начала понимала все недостатки своего замысла. — Но иногда богиня обращается к кому-то напрямую. Будем надеяться, что богиня лично разрешит дело; ведь иногда она уже вмешивалась в мою жизнь.
— Зелёная, почему ты так… думаешь?! — дрожащим голосом спросила она. Конец мог наступить совсем скоро, и Танцовщица не в силах была справиться с терзавшими ее страхами.
— Потому что внизу, в темнице, мне приснился дождь — и сейчас на меня упали капли…
Танцовщица вздохнула.
— Разве она — богиня дождя?
Я уныло покачала головой. Жизнь моей наставницы висела на очень тонком волоске.
— Остается надеяться, что ты, в отличие от меня, видишь вещие сны.
После того как все подготовили к церемонии, к священному кругу неожиданно спустилась дама из Дома Выпей. За ней по пятам, громко протестуя, бежали Клинки. Верховная жрица облачалась в священные одежды; ей помогали две претендентки.
Облачившись, Верховная жрица повернулась и смерила суровым взглядом нарушительницу в сером шелковом платье — серый считался официальным цветом Дома Выпей.
— Вы не имеете права! — воскликнула дама из Дома Выпей. Судя по тому, что они не поздоровались и сразу перешли к делу, я поняла, что они уже беседовали до начала суда.
— Я не врываюсь в ваш парадный зал и не учу главу Дома Выпей руководить судовыми перевозками! — сухо ответила Верховная жрица. — Также и вы не имеете права приходить к моему алтарю и учить меня, как и когда обращаться к моей богине.
— Мы же договорились! — Хотя дама стояла спиной ко мне и делала вид, будто я соткана из воздуха и меня не видно, она выразительно повела подбородком.
— Мы договорились о том, что сегодня разберем дело об убийстве, — ответила Верховная жрица. — Я его и разбираю. Вам дадут слово в свою очередь.
— Моя очередь первая! — ядовито прошипела ее собеседница.
— Нет, если я возношу молитву у алтаря моей богини! — не менее ядовито ответила Верховная жрица. — А сейчас предлагаю вам вернуться на место, если вы не хотите, чтобы богиня поразила ваших дочерей бесплодием!
Обернувшись, дама из Дома Выпей наконец взглянула на меня. Если бы взглядом можно было убивать, я бы умерла на месте. Я широко улыбнулась ей, как будто мы с ней были приятельницами и встретились на базаре.
Дрожа от негодования, дама ушла. Я гадала, вернется ли она на место. Может быть, и нет. Зато Дом Выпей наверняка наймет каких-нибудь головорезов, которые будут поджидать у выхода из храма. Если, конечно, я выйду отсюда.
Хотя… только полные дураки и невежды пытаются враждовать с Лилейными Клинками. Все Клинки спешат на помощь подругам.
Если, конечно, после суда меня не вышвырнут из ордена Клинков.
Одна из претенденток ордена Жриц начала зажигать курильницы, развешанные вокруг алтаря. Время от времени она встревоженно косилась на меня через плечо. Интересно! За свою жизнь я по-прежнему почти не опасалась. Меня тревожила судьба Танцовщицы. А все-таки нам удалось поломать их замыслы.
Затлели благовония. В конце лета в смеси для благовоний подмешивали шафран, который придавал дыму странный аромат полыни и подсолнечника — интересно, что те же специи в пище ведут себя совсем по-другому. Вокруг алтаря закружили претендентки, которые нараспев читали молитвы. С ними были и две старшие Жрицы; я знала их в лицо, но не по именам.
Жрицы призывали богиню Лилию явить свою волю в трудное время. Впервые я слышала такие слова, больше похожие на военную молитву, чем на призыв к мудрости. Женщины обычно не зовут на бой. Даже мы, Клинки, патрулируем тайно, быстро — как тайно делаем черную работу.
Сейчас же жрицы восхваляли добродетели меча, щита и сверкающего шлема. Верховная жрица вышла вперед, раскинула руки в стороны и запела гимн «К переменам»:
