Оказывается, пока я предавалась своим мыслям, Септио что-то говорил, а я прослушала. Опомнилась я при словах:
— …отец Примус. По-моему, ты должна поступить именно так.
— Прежде чем я что-нибудь решу, верни мне Танцовщицу! Только после этого я предстану перед Временным советом. — Мне очень хотелось поскорее убраться из Медных Холмов, но я не могла. Я ведь так и не узнала то, что волнует богиню Лилию. Может, уплыть на запад и попрошайничать в каком-нибудь дальнем порту, вдали от всех правителей и богов? Я с трудом отогнала от себя последнюю мысль. — Здесь, в Медных Холмах, я почти не ощутила магии Правителя, поэтому надо поймать Чойбалсана. Мне все равно, под чьим знаменем идти в поход; главное — я буду сражаться собственным оружием.
Я, конечно, немного покривила душой. В конце концов, я выполняла поручение богини и прекрасно знала, под чьим знаменем сражаюсь. Пусть в Калимпуре много зла; город живет в мире и согласии, управляемый самыми разными силами. Тамошние храмы умещались лишь на одной чаше весов. Септио же считал храмы — точнее, свой храм — самым главным.
Каким образом возвышение бога боли послужит к чьему-то благу?
— Пойдем! — позвал он.
Я позволила Септио взять меня за руку и подвести к странному зеркалу. Там, где мне с первого взгляда почудилась великая магия, оказалась всего лишь дверь — правда, довольно причудливая. За ней находилась деревянная винтовая лестница, которая уходила вверх. Вдали послышались мерные удары гонга.
Септио улыбнулся; в полумраке сверкнули его зубы.
— Мы вовремя!
Внутри храм Чернокрова оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. В нем могло бы поместиться любое учреждение Медных Холмов. Сводчатый потолок, расписанный серебристыми звездами с какого-то дальнего неба, поддерживали колонны из черного мрамора. Сверху свисали узкие полотнища знамен — почти как во дворце Правителя. Слева и справа ряды колонн огибали галереи с низкими потолками. В галереях стояли высокие каменные скамьи, немного напоминавшие погребальные платформы в доме смерти. Узкие окна в боковых галереях были занавешены и почти не пропускали света. «Когда на улице успело рассвести?» — подумала я с беспокойством и страхом; висящие на скобах газовые лампы светили очень ярко, хотя и шипели. Посередине, между колоннами, я увидела странный бассейн. Вода в нем подрагивала и напоминала жидкое серебро. Пахло в храме совсем не могильной пылью и не погребальными травами, а уксусом — видимо, недавно здесь вымыли полы.
На противоположной от входа стороне я не увидела ни алтаря, ни трона, только кучку мужчин в черных плащах с капюшонами, которые скрывали лица. Вокруг священников стояли мальчики и юноши… претенденты? Я не знала, как называются здесь те, кто еще не принесли обетов. Юноши били в гонги, звонили в колокольчики и разбрасывали в воздух порошки.
Очередной мерзкий ритуал! Поправив покрывало на лице, я следом за Септио направилась к его собратьям-священникам.
Один из них вскинул голову при нашем приближении и поднял руку. Молодые претенденты затихли; слышалось лишь эхо от ударов гонга. Все священники развернулись к нам.
Все они носили странные маски, сшитые из тонких полосок кожи; тонкие полосы совершенно закрывали лица. Еще один ритуал — но я не могла не восхититься искусными костюмами. Издали казалось, что в их черных плащах никого нет.
Богине Лилии поклонялись с непокрытыми головами и открытыми лицами. Впрочем, возможно, священники Чернокрова должны прятаться от своего бога? Я наверняка пряталась бы от такого покровителя!
Септио вошел в круг священников. Он поклонился, на что священники в масках вежливо закивали. Я тоже склонила голову; меня как будто никто не замечал.
У ног священников еще один бассейн с жидким серебром, поменьше. Жидкость в нем дрожала, как в большом бассейне в центре зала; но если в большом бассейне больше ничего не было видно, здесь передо мной появилась картина.
Вот она, магия! Наконец-то! Я пригляделась.
На камне, окруженный облаком белой пыли, стоял Бескожий. Рядом, свернувшись калачиком, лежала Танцовщица. Взглянув на нее, я поняла, что она лежит не на булыжниках, а на плиточном полу. Бескожий рядом с ней казался огромным.
Мне показалось, что аватар тоже дрожит и колеблется, как жидкое серебро. Он чем-то напуган.
Я вгляделась в пыль пристальнее. А может, то был песок — мне показалось, что я вижу отдельные песчинки.
— Что там? — тихо спросила я. — Соль?
В горле у Септио что-то булькнуло.
— Да.
— Почему аватар бога боли боится боли — к тому же его окружают его же священники…
— Боль остается болью. — Септио оглядел своих собратьев и произнес несколько слов на непонятном языке. Должно быть, в их храме тоже существует язык для посвященных.
Тот, кто первый нас заметил, кивнул. Септио снова перешел на петрейский:
— Я должен отвести аватара к богу. Отец Примус помолится за освобождение твоей наставницы. Вместо нее Чернокрову предложат другую жертву. Этого должно быть достаточно.
— Должно быть?
В глазах Септио мелькнуло изумление.
— Кто знает, что решит бог?
Септио вышел из круга и скрылся в тени. Его собратья по-прежнему делали вид, будто меня не существует. Все мы пристально смотрели в бассейн. Через какое-то время в соляном вихре стали видны отдельные кристаллы; они упали на землю. Не поворачивая головы, аватар схватил Танцовщицу за лодыжку и поволок к железной двери. Он ударил в дверь кулаком три раза.
Я удивилась, услышав гулкие удары в той стороне, куда ушел Септио. Но, видя, что никто из священников не тревожится, я не стала ни о чем спрашивать.
Дверь открылась со страшным скрипом, от которого меня передернуло. В самом деле, кто станет смазывать петли двери, из-за которой выходят такие чудовища?
Септио показался в бассейне. Он преградил Бескожему путь. Его лицо тоже было закрыто маской из многочисленных кожаных полосок; в высоко поднятой руке он держал тонкий железный жезл с крюком на конце — так, чтобы аватар его видел. Присмотревшись, я увидела, что крюк на конце жезла сделан из кости. Да… мне пришлось дорого заплатить за то, чтобы понять: Бескожего нельзя победить обычным оружием.
Я невольно ахнула, увидев, что другой рукой Септио держит за длинные светлые волосы голого мальчика. Все тело мальчика было в мелких красных струпьях. Мальчик лежал с закрытыми глазами, широко раскрыв рот.
Коснувшись Бескожего жезлом, Септио развернулся и скрылся из виду. Мальчика он поволок за собой. Следом поплелся аватар, волоча Танцовщицу. Внизу, под нами, загремели шаги.
В высоком храме все звуки казались гулкими. Септио молился или обращался к Чернокрову с речью. Слова его храмового языка показались мне резкими, грубыми. Самый подходящий язык для бога боли! И вдруг я услышала ответ: кто-то прорычал непонятное слово, которое дрожью отдалось в моих внутренностях.
Окружившие меня священники завздыхали. Затем наступила тишина.
Я ждала, что будет дальше. В малом бассейне больше ничего не было видно, как и в большом. Священники не расходились; они как будто чего-то ждали.
Через какое-то время из мрака вышел Септио. Он вернулся с пустыми руками; ни Танцовщицы, ни жезла с ним не было. Я невольно схватилась за нож.
Где она?!
Должно быть, я глухо зарычала, потому что Септио снял маску и бросил на меня удивленный и
