'Егор, наиболее значительные моменты в современной музыке, на твой взгляд? Не обязательно в российской'.
'Не знаю, нескромно может показаться, но мне кажется, что это мы, понимаешь? Вот'.
Ну, п. здец!!! Видимо, батенька, ты совсем отстал от музыки. Ты что, думаешь, вы что ли движете историю вперед? Извольте-с, позвольте-с с Вами не согласиться-с. Нужно все-таки знать мало-мальски, что в настоящее время творится в западном андеграунде. Нужно общаться с теми парнями, а не зацикливаться на политических интригах и песенках совдеповского производства 60-х годов. А публика на концертах ГО — ПТУ-шники, ни хрена не петряшие в настоящей живой андеграундной музыке.
Единственное, с чем я вполне согласен из того интервью, так это по поводу команды BUTTHOLE SURFERS — команда шумовая. Но не менее шумовые есть и другие команды из той серии — KINGDOM SCUM DESTROY THE NATURAL, ANITAS LIVS, GEEZER LAKE… Слыхал о таких? Чтобы вообще что-либо говорить о музыке, нужно эту музыку слушать, просто-напросто, а не пельмени под нее лопать. А ты, батенька, если в данный момент предпочитаешь совковые песни 60-х годов, тогда я не знаю… Залевели вы, товарищи, залевели…
…Джелло Биафра тебя бы Егор, не одобрил, Джим Моррисон тем паче, а Сид Вишес просто сказал бы 'fuck you'…
Успехов тебе, Егорушка, пылающей тропы коммунизма! Ну, а про Ельцина-господина ты правильно додметил. Все мы в глубокой жопе! Нас пора кончать! Но кто сильнее, тот и прав!
ЕГОР ЛЕТОВ — ИГОРЮ МАЛЯРОВУ
— Егор, первый же вопрос — по текущей политической обстановке. Как ты относишься к пропагандируемой преступным режимом, палачами идее 'гражданского согласия'?
— Я против 'гражданского согласия': это глумление над жертвами, над пролитой ельцинистами в октябре 1993 года кровью. 'Договор о гражданском мире' — отвратительный документ, соглашательство, предательство. Неприемлемо и непонятное 'Согласие во имя России'. Объединение сейчас необходимо — но не соглашателей, а радикальных сил — как против правящих кругов, так и против соглашателей. Между бедными и богатыми нет и не может быть примирения! Национальное примирение — говно! Не будет от него добра.
— А ведь эту идейку не брезгуют по-своему разрабатывать и некоторые деятели оппозиции…
— Мы уже видели, как «центристы», 'умеренные' предали радикальную оппозицию участием в выборах в Думу, Зюганов подставил Анпилова. Я за союз подлинно радикальных сил. Жириновский только кажется радикалом, Жириновский — такой же серый кошмар, как Зюганов — серо-розовый… Не согласие нам нужно в оккупированной стране, а революция: национально- освободительная, перерастающая в социальную.
— Я заметил, что патриотические по названию (по сути — национал-буржуазные) издания сделали тебе хорошую рекламу. Они увидели в тебе только певца национальной русской идеи. Эдичка Лимонов с восторгом считает тебя «своим», национал-революционером. Но какая революция — твоя?
— Не только национально-освободительная, но и социальная. Потому что русскому характеру всегда были присущи начала и соборности, и бунта: вспомним восстания Пугачева, Разина. Это будет глубоко русская, национальная по характеру революция. Она, транслируясь на другие народы, будет ими поддержана. Идея мировой революции, революционной бескомпромиссности зажжет всемирный очистительный пожар.
— Это великолепно! Творчество и революция! Ты мне напоминаешь молодого Володю Маяковского!
— Только пламя революции поможет миру родиться заново, сотворит мир новый. Мне всегда была близка революционная эстетика: взрыв пассинарности, огненно-революционные ценности, наибольший накал ее я вижу в 1917-20-е годах. Мне кажется, что потом все несколько угасало, с каждым последующим периодом — система умирает без огненного стержня… Искры революции — это искренность, утверждение ценностей от сердца. Без этого — ничего. Андрей Платонов после революции ходил по деревням — и там ему говорили, что теперь, после революции, не будет больше смерти. И когда какой-то дедушка умер, все поняли, что что-то не так…
— Егор Летов — музыкант. Какую задачу стремишься ты выполнять в глобальном деле пробуждения нашего народа, всего человечества к свершению этой Мировой Революции? Ты считаешь, что твои песни должны и могут поднять массы на святую классовую войну?
— Мы творим на сцене не музыку, это не традиционное искусство и, может быть, вообще не искусство. Это сродни языческой религии, магическому действу. Мы несем глобальные, солнечные, революционные ценности. Творчество — серьезное дело, как война, борьба, преодоление. Задача слушателя — преодолеть инерцию обыденщины. Это — не дискотека: не «разрядка», наоборот, делюсь с залом своей энергией. Иногда — с избытком. Порою в зале вспыхивали побоища, беспричинные драки, поэтому мы в 1990 году прекратили концертировать. Многое тогда было неясно, но теперь ситуация в стране изменилась. Задача — сокрушить темные силы, высасывающие в черную энергетическую дыру социальную энергию народа, пробудить гнев и направить на революцию. Поэтому наши концерты сейчас — больше политика, чем что-то другое. Власти страшатся наших слов. В декабре против нас и наших слушателей бросили ОМОН. Но нас не запугать, и нам верят: если готов отдать жизнь, значит есть, ради чего жить.
— Не стебаешься ли ты в очередной раз, произнося затертые идеологическими мудилами великие слова «коммунизм», 'рабочий класс'?
— Идеи коммунизма для меня были самоочевидны с детства — как понятия добра, справедливости, равенства, братства. Мне говорил о них мой отец, участник Великой Отечественной войны, майор, военный, сейчас секретарь райкома Компартии Российской Федерации. Сам я — сын рабочего класса: начинал трудовой путь штукатуром на стройке, работал на Омском шинном заводе, заводе имени Баранова. Первое творчество было оформление наглядной агитации… Люблю советскую песню, воспитался на ней — и теперь хочу ее исполнять — «Товарищ», 'На Дальней Станции Сойду'. Первого Мая на смотровой площадке на Ленинских горах, у МГУ я пел 'И Вновь Продолжается Бой' Пахмутовой, люблю Таривердиева. Но у меня, конечно, иное понимание коммунизма: спокойная КПРФ подходит для него, немолодого человека; мне же гораздо более близка Российская Коммунистическая Рабочая Партия Анпилова. Те, кто любили изображать меня борцом с коммунизмом на основании моих песен 'Все Идет По Плану', 'Общество «Память», 'Красная Власть', сейчас поражены.
— В твоих песнях тех лет кипит святая ненависть к тогдашним руководителям посконнорылым казенным «коммунистам» — тем гнидам, которые сейчас превратились в бизнесменов, банкиров…
— Да, у меня была сложная идейная эволюция от анархо-индивидуализма к 'красному государственничеству', но «дерьмократом» я не был никогда, я всегда оставался верен себе. С 1988 года, с Новосибирского рок-фестиваля считаю себя настоящим коммунистом. Я понял, что мне прежде было неясно: я всегда воевал с извращением коммунизма — «розовым» брежневским режимом, наследником которого, по-моему, является Зюганов. И то, что тогда близоруко воспринимали как стеб, сейчас в нашем исполнении звучит жизнеутверждающе, в изначальном смысле.
— Ты говоришь об объединении радикальной оппозиции для решающего удара по банде чиновников и капиталистов. Как политический деятель, скажу, что это непросто: тут и личные амбиции мешают, и недостаточная развитость классовых конфликтов, и политическая и организационная недозрелость оппозиции. Мало пока, к сожалению, примеров совместных акций!
— В нашей концертной деятельности это уже есть, это проект 'Русский Прорыв' — мы, Роман Неумоев
