Александра заметила то, на что не обратила внимания впотьмах. Дверь была чуть приоткрыта – на толщину вязальной спицы, не более того.
«Марья Семеновна бросила впопыхах. А запереть не заперла. Стало быть, ключа у нее второго нет. Всем на свете не запасешься. Ключ есть только у Риты, и это именно она впустила сюда адвоката. Почему я все сомневаюсь, она ли его убила? Она ненавидела его. Он был ей необходим, но… Тут ключевое слово – был. Может, хорошая новость, которую он ей принес, перевела его в другой статус. Или вышла нелепая случайность. В любом случае, Рита поступила по-свински. Сбежала, подставила меня. И в мастерской моей она не появлялась. У меня расстроены нервы в последнее время, вот и померещилось, будто там кто-то побывал. Как это вообще можно почувствовать? Бредни. Вот то, что за этой дверью, – угроза, самая реальная. Не отвертеться. И вряд ли завтра я смогу выбраться к Валерию, как обещала. Что-то подсказывает мне, что весь день придется потратить, общаясь с полицией. И это в самом благоприятном случае – один день…»
Она слегка потянула на себя дверь, вглядываясь в темноту квартиры, вслушиваясь в звенящую, как ей казалось, тишину. Тьма отталкивала ее и в то же время манила, как бездна, в которую тянет заглянуть, хотя бы для того чтобы отшатнуться. «“Скажи: “Угасла лампа, и дверь не заперта”… Теперь все точно. Но я не выключала свет, когда уходила. Это – Марья Семеновна. Почему Рита не заперла дверь, когда уходила, бросив труп? Ведь ясно же, что так его быстрее найдут. Может, она вовсе и не думала о том, чтобы выиграть время, убежать подальше. Может, все было совсем иначе… Вдруг там осталась ее сумка? У нее была с собой одна сумка, набитая всякими мелочами. Но ни белья там не оказалось, ни даже мыла. Все мне пришлось дать. Сумку она бросила или забрала? Может, найдется хоть что-то из забытых вещей? Зажигалка, щетка для волос, старый билет… Что-то обычно остается, хоть какой-то след человека. Слов Эрики может быть мало. Скажут – старая знакомая, общие дела с клиентами, вот и выгораживает…»
Александра открыла дверь настежь, и в темную переднюю упал свет фонаря, разгоравшегося все ярче. Ей было проще войти в квартиру, оставив за спиной распахнутую дверь. Неслышно ступая, она прошла в комнату, где они с Ритой пировали, и, нащупав на столе лампу, включила ее.
Невинная картина, которую озарил легший на стол круг света, ошеломила женщину так, что она вскрикнула. На столе не было больше ни тарелок с остатками еды, ни стаканов из-под вина. Пепельница, битком набитая окурками, стояла рядом с лампой опорожненная и даже вымытая. На ней еще блестели капли воды. «Кто-то уничтожил все следы!»
Обернувшись, Александра с содроганием взглянула в угол за дверью. В первый миг ей показалось, что она различает очертания сидящей в полутени мужской фигуры. Но художница тут же поняла, что обманулась.
Тело исчезло.
Глава 10
Александра металась из угла в угол, лихорадочно оглядывая каждую мелочь, все предметы скудной меблировки, часто моргая, словно стараясь проснуться. Ничто из прежней, кошмарной обстановки не вернулось. Не оказалось ни объедков на столе, ни окурков в пепельнице. Исчезла пустая бутылка из-под вина и скомканная сигаретная пачка, которую, Александра помнила, подруга в сердцах швырнула на продавленный диван. Не было даже стопки белья на диване. Это художница заметила не сразу, а заметив, бессильно присела на край этого прокрустова ложа, на котором некогда без труда умещался сухопарый, невысокий Рустам.
Последнее открытие ее добило даже сильнее, чем исчезновение трупа. Теперь ей стало ясно, что убрал комнату не чужой человек, а некто, заинтересованный в уничтожении всех улик. Что здесь совершилось убийство, женщина больше не сомневалась. «Прибраться могла она сама, мог и ее соучастник, тот, кому она дала ключ от квартиры. Предположим, кто-то был… От трупа она в одиночку избавиться не смогла бы. Рита хрупкая, адвокат мужчина плотный. Его ведь надо было выволочь на лестницу, утащить, спрятать или увезти… Куда они его дели, не бросили ли просто у подъезда?! Постельное белье, которое дала ей я! Она явно подумала, что это будет уликой против меня, если в будущем убийство все же свяжут с этой квартирой, а в ней найдут белье… Зачем бы кому-то понадобилась эта рвань? Там же всего две простыни застиранные и дырявое покрывало… Я не понимаю, как и зачем она это сделала… Но теперь ясно, что все это сделала Рита!»
Александра достала из кармана часы и бессмысленно поглядела на маленький тусклый циферблат, не в силах установить время. Наконец уяснила, что стрелки приближаются к половине второго. Встала. Ноги были как чужие, голова ощутимо кружилась, но неожиданно прояснела. Вместе с ясностью мыслей вернулся обжигающий ужас, который охватил ее, когда она увидела труп в опустевшем сейчас углу.
«Следы замели в то время, когда Марья Семеновна была у меня, ругалась. Она же сразу побежала ко мне. Может, они стояли внизу, наготове, видели, как она зашла в эту проклятую квартиру, и ждали, когда старуха выбежит. Они не могли знать, вернется она от меня или нет, вызовет ли сразу полицию. Поспешили замести все следы и утащить труп. Действовали молниеносно, надо признать, и до черта хладнокровно. Рита? Если это она, я ее совершенно не знаю. Она изменилась неузнаваемо. Если был сообщник, то это настоящий дьявол. И де они сейчас? Уже далеко, радуются, что оставили нас с носом? Или где-то рядом, ждут, что дальше будет? В любом случае, я не собираюсь оказываться глупее их! Мне тут тоже делать больше нечего!»
Она направилась к двери походкой заводного автомата, шагая так размеренно, словно делала перед кем-то вид, что никуда особенно не торопится. Вернулась с полдороги, выключила настольную лампу. Поймала себя на том, что делает это не пальцами, а тыльной стороной ладони, усмехнулась. В этой комнате наверняка осталось множество отпечатков ее пальцев, других ничтожных следов пребывания – оброненного волоса, характерно смятого окурка, высохшего оттиска обуви, испачканной уличной слякотью. Тех самых мелочей, забываемых мимоходом, о которых человек никогда не вспомнит и которые выдают его в роковые моменты с головой так же необратимо, как выдало бы собственное признание.
Выйдя на лестницу, Александра с теми же предосторожностями поднялась к себе. Марья Семеновна то ли умудрилась уснуть после пережитых потрясений, то ли делала вид, что спит. Ее дверь не открылась. «А мне безразлично, что она обо мне думает, – сказала себе женщина, входя в мастерскую. – Пусть думает, что угодно. Жить, оглядываясь на чье-то мнение о себе, я не могу. Не буду!»
С кем она безмолвно пререкается, для самой художницы оставалось неясным. В этот миг она была бесконечно зла на весь мир. При том двигалась она все так же размеренно, спокойно собирая вещи. Захватила остатки денег из ящика письменного стола – крохи от прошлого гонорара. Запихала в объемистую брезентовую сумку нужные в ближайшее время бумаги, журналы и книги. Сумка мигом сделалась неподъемной. В боковой карман Александра положила зубную щетку, пасту, сунула комок чистого белья. Это были все сборы, на них ушло несколько минут.
Еще минут десять она потратила на то, чтобы упаковать картины Болдини и Тьеполо. С первой приходилось осторожничать, потому что верхний слой лака был уже частично удален, оставшиеся наслоения изрядно размягчились и впитывали любую пыль, как губка воду. Пришлось проложить поверхность папиросной бумагой. К Тьеполо Александра вообще предпочитала лишний раз не прикасаться, опасаясь утраты красочного слоя. Вся картина была покрыта глубокими трещинами – зловещими кракелюрами, затронувшими не только лаковый и красочный слой, но и основу картины, что говорило о том, что от шедевра может уцелеть один лишь подгнивший холст. Художница завернула картину в очередной слой чистой мешковины и осторожно уложила в огромную картонную папку-портфель для эскизов рядом с Болдини.
И только повесив на одно плечо сумку с бумагами и книгами, на другом пристроив папку на длинном ремне из парашютной стропы, она спросила себя, куда собирается ехать среди ночи. И что вообще предпринять? Об этом Александра до сих пор не думала, или ей казалось, что она не думает. На самом деле перед ней корявыми огненными буквами горело предупреждение, оставленное Эрделем на клочке серой газетной бумаги. «САША БЕГИТЕ ИЗ МОСКВЫ».
Именно это она и собиралась сделать, стараясь ничего не планировать, чтобы не дать себе опомниться. Бежать куда угодно, как можно дальше! Спрятаться в самом непредсказуемом месте, а их водилось, к счастью, немало.
«Я могу работать, где угодно! Незачем жариться тут на сковородке, ждать, когда и тебя прикончат и припрячут на полчасика за дверь, чтобы потом выбросить, утащить неизвестно куда…»
