– Ты?!
– Этот парень вылетел отсюда, как сумасшедший, – заговорил он, оглядывая стены. – Он был здесь?
– Ты?! – повторяла она, не в силах сказать ничего иного. – Ты?!
– Ну я, я… – Алеша прошел в комнату, она побежала за ним. Он расстегнул куртку и торжественно хлопнул о стол запечатанным конвертом: – Получай!
– Что это?
– Деньги! Деньги, Лидка, деньги! – Он смеялся, торопливо раздеваясь, расшнуровывая ботинки, радостно оглядываясь по сторонам. – Моя зарплата! Со старой работы не звонили?
– Нет, – затороможенно ответила она. – Это я им звонила.
– Зачем?
Лида смотрела на него, и у нее возникало странное чувство – что сейчас она не сможет ничего сказать, ничего спросить, ничего объяснить. Он смеялся, он выглядел довольным и счастливым, и хотя она ясно видела его и хорошо слышала, но никак не могла поверить, что он тоже видит и слышит ее. «Как будто он мне снится, а я ему – нет, – явилась какая-то странная, полубезумная мысль. – Я думаю о нем, а он – нет…»
– Тебя не было тринадцать дней, – с трудом выговорила она.
– Испытательный срок кончился, – радостно перебил Алеша. – Все, Лидка, теперь в полном порядке! У меня наконец такая работа, о которой я мечтал! Пересчитай же деньги!
«Жив или умер? Кто из друзей Эдвина продолжает задаваться этим вопросом? Найдется ли сердце, сохранившее его образ неприкосновенным? Иные сердца похожи на постоялые дворы – они всегда к услугам тех, кому вздумается в них поселиться, в них тепло и уютно, в очаге пылает жаркий огонь, и милая хозяйка уже торопится вам навстречу, перебирая ключи в корзиночке у пояса; но разве станет эта честная женщина плакать, проводив гостя за порог? Его забудут тотчас, как явится другой. Есть сердца, подобные зеркалам, – в них приятно подолгу глядеться (ибо кто из нас, признаться начистоту, не любит общество самого себя, будь мы даже не молоды, не богаты и не красивы?), но стоит отойти – и зеркало сразу о нас забывает. Нашлось ли в целом свете преданное сердце, в котором Эдвин остался жив?»
Конверт лежал на первом листе романа, на тех самых строках, которые когда-то напечатал сам Алеша. Муж тоже заметил рукопись и с удовольствием заметил, что она заметно «поприпухла» с тех пор, как он отсутствовал.
– Дело идет?
– Конечно, – тихо ответила она, кончиками пальцев перебирая купюры. – За что тебе столько заплатили?
– Ты и представить себе не можешь! – Он захлебывался от восторга. – Работа – не бей лежачего, а денег можно заработать намного больше, чем в моей дурацкой конторе! Кстати, насчет трудовой книжки ты ничего им не сказала? Надо ее забрать.
– Нет. Я как-то не думала о трудовой книжке. Я думала только о том, что с тобой что-то случилось.
– Почему? Ах, да. – Он слегка смутился. – Я должен был позвонить… Но я же и позвонил!
– Ты говорил с хозяйкой?
– Да. Я сказал, чтобы ты не волновалась. Лидка… – Он обнял ее за плечи. – Ты в самом деле запаниковала? Значит, ты любишь меня?
– Значит? Что – значит? – Каждое слово давалось с трудом. – Что ты имел в виду? Я заявила в милицию о твоей пропаже… Я…
– Какая глупость! – воскликнул он.
Лида отшатнулась. Его взгляд и его голос отбросили девушку назад, как отбросил бы удар по лицу. В этом не было ничего грубого – скорее, он говорил снисходительно. Ничего жестокого – Алеша произнес эти слова почти ласково. Но у нее возникло чувство, что ее ударили. «Глупость? Глупость?! Значит, я вела себя глупо?»
– Я думал, ты умнее, – он кинул довольный взгляд на конверт с деньгами. – Если бы ты знала… Да ты же ничего не знаешь!
– Да, ничего.
– Кто бы мог подумать, что Света так о нас беспокоится! Я, наверное, был к ней несправедлив. Когда мы увиделись той ночью, в клубе…
– Вы… Виделись?
– Конечно. Сам не знаю, почему я туда сунулся, но этот тип так меня раздразнил, когда мы увиделись возле института… Он как будто на что-то намекал!
– Он преувеличивал.
– Я так и понял, когда заговорил с ним в клубе, – возбужденно ответил Алеша. Он сделал бутерброд и жадно его поедал, остановившись у рабочего стола жены. – Да, ты немало написала. Эдвин, конечно, жив?
– Да.
– И кто же его нашел?
Лида с трудом заставила себя поднять глаза.
– Странно, что ты задаешь этот вопрос, – проговорила она. – Не так уж он важен. Кто его нашел? Каменщик. Утром после бури он спустился в склеп, проверить, не повреждено ли что… И возможно, выстучал Эдвина… Он ведь все определял по стуку. Потом, помнишь того ужасного мальчишку, который камнями загонял его домой? Его звали так смешно… ‘‘Депутат’’. Разве это не о нем говорит Джаспер, когда бредит, уже после убийства? Он ведь много раз видел и воображал эту сцену… А тут говорит: «Все-таки вот этого я раньше никогда не видел! Посмотри, какое оно жалкое, гадкое, незначительное! А-а! Вот это реально! Значит, это на самом деле. Все кончено». Значит, «жалкий, гадкий и незначительный» Депутат каким-то образом его заметил и, возможно, что-то сказал каменщику.
Алеша положил на тарелку оставшийся кусок. Его взгляд стал куда пристальнее. Лида встретила его с кривой улыбкой.
– Наверное, мне нужно было вернуться раньше, – сказал Алеша. – Ты как-то… Заговариваешься.
– Почему заговариваюсь? Ты спросил – я ответила.
– Но ты ничего не спрашиваешь о Свете…
– Если ты захочешь, то сам расскажешь.
– Понимаешь, когда она ко мне подошла, я вдруг понял, что она хочет нам помочь. Она сразу заговорила о деньгах. Спросила, сколько я зарабатываю… Нет, сперва она спросила, почему ты не пришла. Я ответил, что мы с тобой по таким заведениям не ходим… И тогда она спросила насчет зарплаты…
– Ты как будто оправдываешься?
– Ничего подобного! Она сказала, что у нее за углом машина, и что она может тотчас отвезти меня в клуб, где нужен маркер. У них там два зала – в одном играют джаз, тебе бы понравилось, в другом стоят бильярдные столы…
– Джаз?
– Ну да. Там такой пещерный интерьер – кирпич, деревянные столы, скамейки… Как-нибудь я тебя туда свожу, нам сделают скидку.
– Кстати, об Эдвине, – перебила его Лида. – Ты помнишь, когда еще искали его тело… Из Лондона приехал Грюджиус, и он почему-то сразу стал обвинять Джаспера. Во всяком случае, он говорил с ним, как с преступником. Почему? Он знал, что Эдвин жив! Что он спасся! От кого он мог это узнать? Нельзя обвинять человека только на том основании, что он тебе вообще не нравится. Свидетелей преступления быть не могло. Он узнал о преступлении от самого Эдвина! Эдвин уже был в Лондоне, под его защитой! А возможно, он нуждался в настолько серьезном лечении, что и говорить толком не мог! Будь даже у него под рукой телефон, он бы не сумел позвонить!
– Лида!
– Послушай меня… Эдвин любил дядю и потому не желал его обвинять. То, что случилось в сочельник… Ты только представь – молодой, наивный парень идет домой и вдруг встречает на обратном пути дядю. Того человека, который никогда и ни за что не может причинить ему зло. И вдруг этот человек бросается на него и душит. Это последняя вещь на свете, которую Эдвин может вообразить… Потом парень просыпается
