вот беда, все молодежь, практиканты неопытные. Работать хотят, но не очень умеют. Что ж, не буду вас больше задер– живать!
Елена уже взялась за дверную ручку, когда в спину ей ударилась будто вскользь брошенная фраза:
– А вот Кира пойдет на похороны.
– Как?! – изумленно обернулась женщина. – Вы ее отпустите?!
– Решил отпустить, вот только сейчас. – Журбин слегка улыбался, так что она не сразу поняла, шутит он или говорит всерьез. – Раз уж вы отказываетесь мне помочь. Разумеется, с нею будет сопровождающее лицо. Пусть она честь честью похоронит человека, который заменил ей отца – это раз. А два – мне нужен камень, чтобы расшевелить это болото. Заметили, ведь люди откровенней всего тогда, когда волнуются или злятся? Вот Кира и разволнует, а кого-то и разозлит своим появлением.
– Да уж… – медленно проговорила Елена. – Трудно даже представить, во что это выльется. Разумно ли подставлять девушку?
– А она вполне сносно себя чувствует, уж во всяком случае решила бороться за свои права. И точно, скажет мне спасибо за то, что я отпущу ее на похороны отца!
– Это без сомнений, – тихо ответила женщина.
Выйдя из кабинета, она была настолько поглощена своими мыслями, что сперва пошла не в ту сторону, и очнулась, только когда оказалась на пороге столовой – обширной комнаты, обставленной потрепанной мебелью еще советских времен и пропахшей теплой и, судя по запаху, невкусной едой. Пахло щами, тушеной капустой, жареной рыбой. Под потолком висел табачный дым, путался гул многих голосов – наступило время обеда.
Кто-то легонько взял Елену за локоть, она испуганно оглянулась и увидела Журбина.
– Перекусить у нас решили? – ласково осведомился тот. – Не советую. Дешево и сердито, в прямом смысле слова.
– Я задумалась… Заблудилась… – пролепетала она, отчего-то теряясь под его пристальным и вовсе неласковым взглядом.
– Вот-вот, подумайте, никогда не мешает! – одобрительно кивнул Журбин и отпустил наконец ее локоть. – Может, и решитесь пойти завтра на похороны. Не беда, что с Шапошниковым поругались, в такой день о мелочах не вспоминают. А он будет с вами более откровенен, чем с кем-либо еще…
– Я думала вот о чем, – решилась произнести Елена, – вдруг Михаил и тот, кто в конце концов украл все драгоценности из шкатулки, – не одно и то же лицо? Могло же так быть? Ведь могло?!
– Вы мне аппетит перебили, – удрученно ответил следователь, тоскливо глядя в сторону застекленной длинной стойки, за которой томились выставленные на продажу блюда. – Ну да, может статься, он просто понемножку подворовывал у дочки, когда не хватало на игру или чтобы с долгами расплатиться, и ни к чему более существенному не причастен. Но я думаю иначе.
– А как же презумпция невиновности?
– Нет никакой презумпции и нет никакой невиновности! – уже всерьез раздражаясь, оборвал ее Журбин. – И у меня всего пятнадцать минут, чтобы пообедать, так что давайте простимся!
На этот раз Елена быстро нашла выход – ее подгонял недобрый взгляд, который бросил напоследок следователь, и мысль, что новому подозреваемому в любом случае придется плохо. Хотя она дала Журбину обещание молчать, ее так и тянуло позвонить Михаилу и предупредить его о надвигающейся опасности.
«Хотя что толку? – спросила она себя, усаживаясь в машину и поворачивая ключ в замке зажигания. – Уж если он попался на продаже краденых драгоценностей, ему ничто не поможет. Он… подарил мне краденую вещь!»
Именно эта мысль переполняла ее особенной горечью, хотя на Михаиле теперь значилось клеймо игрока, к тому же подозреваемого в убийстве. Елене живо вспомнился тот декабрьский вечер, когда они обменялись подарками за столиком в празднично убранном ресторане, свое волнение и все более настойчивые просьбы Михаила о настоящем свидании… «Мне казалось, что-то прекрасное ждет нас впереди, и я боялась сделать лишнее движение, чтобы не спугнуть, не нарушить это волшебное равновесие… И я была так счастлива, что кто-то любит меня, ничего не требуя, заранее соглашаясь с каждым моим капризом… И все это, оказывается, было подделкой, как и его рассказы о себе! Я встречалась с человеком, который не стоит доброго слова!»
В сумке зазвонил телефон. Достав его, она увидела на дисплее имя Леры и, помедлив мгновенье, ответила.
– Кажется, ты вообще решила не звонить! – с упреком произнесла та. – Я беспокоюсь, неужели непонятно?!
– А нечего беспокоиться, – вздохнула Елена. – У следователя ко мне никаких претензий.
– Да я, в общем, не на эту тему переживаю… – с запинкой ответила слегка обескураженная подруга. – Как у тебя с Русланом? Неужели не помирились?
– Руслан – психопат, напился и напугал ребенка, – жестко ответила женщина, моментально приходя в ярость. Она не могла простить мужу этого поступка и решила при первой же встрече предъявить ему счет. – После этого он может ни на что не рассчитывать.
– С ума сойти, – упавшим голосом проговорила Лера. – У вас все хуже и хуже, да? И этот твой Миша ни при чем, самое обидное… Хоть было бы за что страдать!
– Не говори! – горько усмехнулась Елена. – Но зато будет, что вспомнить, что да, то да. Знаешь, это все равно что начать читать любовный роман и на половине книги вдруг обнаружить, что тебе попался страшный триллер. Дочитывать жутко, а бросить уже жалко.
– А как дела у дочки Михаила? Все еще под арестом?
– Под арестом, да еще в больницу попала… А в общем, дело темное, и девушка, по-моему, невиновна. Я только что ее видела у следователя.
– Значит, тебя все же подозревают! – с непонятным удовлетворением произнесла Лера. – Как я и думала! Пока дело не закроют, ни одного подозреваемого из вида не выпустят, уж ты мне поверь!
– Может, и так, – вяло согласилась Елена. – Мне как-то все равно.
Она не кривила душой. Ею, в самом деле, неожиданно овладело равнодушие к исходу дела, будто то, что Михаил оказался игроком, а кулон – краденой вещью, бросило на все происходящее иной, серый и мертвенный свет. Ее голос прозвучал так замогильно, что Лера окончательно встревожилась:
– Ты не заболела?! Послушай, срочно приезжай, я ведь не могу приехать сама! Хочу на тебя взглянуть, мне все это не нравится!
– А что? – будто у себя самой спросила Елена. – И приеду!
Одна мысль о том, что придется возвращаться в пустую квартиру, была невыносима. С некоторых пор Елена стала бояться темноты и одиночества, и перспектива подвергнуться пристрастному допросу подруги казалась все же более привлекательной, чем чтение объявлений о работе, а после – слезы в подушку.
– Буду у тебя через час! – решительно сказала женщина. – В самом деле, может, ты что-то посоветуешь насчет развода? Опыт у тебя богатый!
Лера, услышав слово «развод», слабо пискнула, но Елена не стала слушать и нажала кнопку отбоя. Пряча телефон в кармашек сумки, она наткнулась на бумажник и с досадой выдохнула:
– Ключ! Опять забыла! Видела же и Киру, и следователя! Нет, это уже неспроста! Видно, мне не хочется его отдавать!
Даже себе самой она не хотела признаться, что значил для нее этот маленький кусочек металла, с каким чувством, радостным и тревожным, она взяла его из рук Михаила накануне свидания. Это было воплощение самого греха, крошечное и красноречивое, – ключ от квартиры, где она должна была изменить наконец мужу… И где ее ждали ужас, кровь и множество открытий, которых она вовсе не желала совершать.
«Выбросить его на обочину и уехать!» – мелькнуло у нее в голове. Рука снова потянулась к бумажнику и… Затолкала его подальше, на дно сумки. Решение пришло внезапно и теперь казалось женщине единственно возможным.
«Я пойду завтра на похороны, увижу Михаила и отдам ему ключ. Именно ему, ведь из его рук я этот ключ получила. И это будет точка в наших отношениях. Быть может, он до сих пор меня преследует потому, что я не вернула ключ?»
