Где-то за год до нашего юбилея, на Красной площади состоялся концерт Дидье Маруани. Это была первая акция подобного рода в святая святых страны. Вопреки опасениям, все тогда прошло очень хорошо. Прецедент, что называется, случился. И мы с директором «Машины» Валерием Голдой подумали, что надо бы найти спонсоров и устроить нашу уже красивую историю на том же месте к 25-летию группы. А Валерий Ильич к организации концерта Маруани имел некоторое отношение, так что документация по этому проекту и, вообще, знание того, как все там было устроено, у него имелись.
Мы разработали идею мероприятия, нашли компанию, готовую его спонсировать (денег по тем временам требовалось очень много: более 100 тысяч долларов на обустройство сцены, звук, милицию и прочее) и взялись за главный вопрос – получение разрешения на проведение такого концерта. Я долго бегал между комендантом Кремля Барсуковым и мэром столицы Лужковым, потому что первый на любом нашем письме ставил резолюцию «Не возражаю. Спросить Лужкова», а второй «Не возражаю. Спросить Барсукова».
К Барсукову я поначалу просто пришел на прием, предварительно позвонив в его приемную. Он в итоге подписал нам все необходимые бумаги месяца за два до концерта, а вот Лужков не подписывал до последнего дня. Тем не менее, мы на свой страх и риск все-таки начали установку сцены возле Исторического музея. Потом объявления о нашем концерте на Красной площади, и о том, что он будет бесплатным, пошли по радио, а одобряющей резолюции Юрия Михайловича все не было. Но, в конце концов, московские власти, видимо, поняли, что деваться некуда, народ уже взволнован и лучше акцию разрешить. Мне позвонили из мэрии чуть ли не накануне концерта и сказали: «Ваше письмо подписано. Помощь никакая не нужна?». Я ответил: «Спасибо. Сейчас уже лучше просто не мешайте. Практически все сделано». И участие столичных градоначальников в нашем проекте в результате свелось к тому, что один из заместителей Лужкова потом приехал на юбилей «Машины» и зачитал приветственное письмо от мэра.
Желание отпраздновать день рождения «Машины» на Красной площади было, в определенном смысле, стебом. И осуществили мы его во многом благодаря моему дяде Сергею Николаевичу Красавченко. Одно время он был первым заместителем председателя Верховного Совета, а так же помощником президента Бориса Ельцина. Сергей Николаевич помог нам правильно провести все бумаги, получить вовремя все подписи. Я консультировался у него, как оперативнее преодолевать любые инстанции, к кому из чиновников и с какими формулировками идти, что просить и что реально могут разрешить.
Когда затея с Красной площадью осуществилась, я подумал, что опять случилось чудо. Изначально, ведь, все казалось абсолютной авантюрой. Из серии: «А почему нет? А где еще?». «Олимпийский» нам не нравился, на Манежной площади концертов не проводилось, про Васильевский спуск я даже не задумывался, там в ту пору еще тоже никаких концертов не организовывали. Ехать на окраинный аэродром в Тушино было не в кайф…
В тот момент наш говномер перевешивал (помнишь, этот замечательный стих «Пейзаж» у Галича?). Поэтому захотелось на Красную площадь, чтобы уж окончательно получить сатисфакцию у прошлого. Хотя на самом деле нужно было брать «Олимпийский», либо вообще какой-нибудь небольшой зал. Ну, тоже мне народный праздник – «Машине Времени» 300 лет…
В отличие от обычных гастрольных концертов «МВ» для сейшена на Красной площади я никакую аппаратуру специально не заказывал. Тут уже масштаб был слишком крупный, и все технические вопросы решал Кутиков. Аппаратуру нам поставили совместно сразу несколько фирм, и ее параметры по тому времени для России были рекордными. Но свели все на один «машиновский» пульт, к которому я привык.
Пока монтировали технику, я был свободен, и просто наблюдал, что вокруг происходит. За несколько часов до концерта площадь еще оставалась закрытой для публики, а гости группы уже стали подтягиваться. Одним из первых появился Макс Леонидов, приехавший из Питера в Москву утренним поездом. Увидев меня, он тут же поинтересовался: «Макс, слушай, а Мавзолей работает? А то я там никогда не был». Мавзолей, как выяснилось, функционировал, но войти в него практически никто не мог. У входа дежурил строгий мент. Однако, я с ним переговорил, и он нас впустил. Посещение Мавзолея с Максом и стало для меня основным впечатлением того дня.
В мрачную усыпальницу пролетарского вождя мы вошли с Леонидовым вдвоем, и там ему стало дурно. Я вывел позеленевшего Макса на улицу, посадил на бордюр, принес ему воды. Спрашиваю: «Что с тобой?». Он говорит: «Не могу объяснить. Но мне плохо. Сначала подташнивало, а сейчас просто не по себе как-то». Видимо, слишком сильные эмоции испытал…
Что касается самого концерта, то весь вечер я гордился, стоя за пультом «Машины». Поскольку я был постарше всех «машинистов» и зацепил в молодости различные ситуации и неприятности, связанные с диссидентством, антисоветчиной, то прекрасно понимал всю силу текущего момента. На Красной площади началась эпоха темного царства, на ней она и закончилась. Я так и написал потом в своей очередной книжке. Окончательное разрешение на проведение этого концерта добывалось трудно, последний документ подписали буквально за сутки до события. Когда я, до этого, позванивал Макаревичу и интересовался, состоится все-таки концерт или нет, он раздраженно отвечал: «Я сам тебе позвоню, скажу, когда все станет ясно». Никто, ни в чем не был уверен до последнего момента.
Зато потом мне знакомые рассказывали, что даже в Новых Черемушках, стоя на балконе последнего этажа высотного дома, слышалось, что происходит на Красной площади. Разобрать ничего было невозможно, но звук долетал. Вообще, главная трудность звукорежиссера при работе на открытом воздухе – невозможность выстроить гармоничный саунд. Мощности всегда не хватает. Инструменты на таких выступлениях звучат, как правило, максимально громко, настолько, что их звук попадает в голосовые микрофоны и возникает каша. Сделать инструменты тише можно только на сцене, но музыканты, в концертном заводе, все равно тут же подходят к усилителю и громкость поднимают, а добавить общий уровень звука так, чтобы инструменты легли в баланс с голосами, в 90 процентов случаях невозможно. Но вот тогда, на Красной площади, случился один из редчайших эпизодов в моей практике, когда в уличных условиях удалось сделать очень комфортный звук. Причем, опираясь на собственный опыт, я учел тончайшие нюансы. Например, то, что в течение дня меняется атмосферное давление и если саунд-чек проводился днем с расчетом на начало концерта, допустим, в 20.00., то в 22.00., если ничего на пульте не трогать, вы получите совершено иной звук. По ходу концерта необходимо постоянно подстраиваться. И на 25-летии «Машины», не смотря на то, что некоторые артисты, особенно приезжие, были пьяные, все звучало неплохо.
Нет, весь концерт я находился у пульта, но у меня там сформировался «филиал» шатра.
На Красной площади выпил я тогда очень прилично. Настроение было классное, и все мы были на 15 лет моложе, чем сейчас. Сил хватало, и компания хорошая собралась: «воскресники», Гарик Иваныч Сукачев во всей своей дурьей красе…
На нашем 25-летии я находился в каком-то сумасшедшем, хорошем энергетическом состоянии. До последнего момента не верил, что все состоится, а когда сейшен начался – напряжение резко спало. Кроме того, я панически боялся, что пойдет дождь. Он был, но не такой проливной, какой мог бы случиться. В общем, я поймал такую высокую ноту, что сбить меня уже ничто не могло, хоть керосину мне в рюмку, вместо водки, налей.
А потом произошла совершенно мистическая вещь. Следующим утром я кусками снимал кожу со своего лица. Я обгорел! Хотя, в принципе, никогда не обгораю, а если уж что-то подобное со мной случается, то никак не с лицом. Да, с утра над Красной площадью светило солнце, я бегал туда-сюда, смотрел, как ставят сцену, но ничего особенного. А сутки спустя такой результат. Просто озоновая дыра какая-то открылась над центром Москвы. Возможно, это последствие моих излишних переживаний в ходе подготовки к концерту?
