переправляться. Может, он и не появится. Этери уже начала думать, что это было бы к лучшему.
Двадцать шестого ноября она поехала в клинику профессора Самохвалова. Опять он осматривал глаз при помощи каких-то невероятных штуковин (Этери окрестила это нечто «телескопическим микроскопом»), опять проводил замеры. Опять сделал ей целебный укол и наложил повязку.
– Это только до вечера, на ночь можете снять. Я выписал вам глазные витамины, закапывайте утром и вечером. И в защитных очках придется походить, пока глаз не адаптируется к свету. Можете купить тут у нас в аптеке.
Этери покорно кивнула.
– Спасибо, доктор, – сказала она на прощанье. – Вот, это вам.
Сидя дома, она вспомнила, что видела в магазине японского фарфора декоративную вещицу. Пресс- папье, на вид – торчащий из земли булыжник, весь усеянный блестящими глазками. Этери понятия не имела, что вкладывал художник в эту странную фантазию, но такое пресс-папье пришлось бы как нельзя кстати в качестве подарка Самохвалову.
Она поехала в магазин. Вдруг этот глазастый камень уже купили? Но нет, он был на месте. Увы, оказалось, что он не продается.
– Это элемент декора, – сказали ей. – У нас на него и ценника-то нет.
Сколько Этери ни упрашивала, сколько ни взывала к заведующей, все было без толку.
– Знаете, чем вы отличаетесь от Японии? – рассердилась она. – Там продали бы покупателю все, что он пожелает, да еще проводили бы до машины и кланялись бы полквартала, что удостоил вниманием.
Она ушла из магазина с пустыми руками. Но Этери не привыкла отступать. Она созвонилась с одним своим приятелем – скульптором, любителем мелкой пластики, заехала к нему перед визитом к врачу и нашла именно то, что ей было нужно. Тоже пресс-папье, но в виде поднимающегося из лежачего положения носорога. Фигура толстокожего была вылеплена, точнее, отлита из чугуна, с отличным знанием анатомии, поза, движение переданы на редкость пластично. Этери купила пресс-папье и подарила его врачу.
– Что это? – заинтересовался он, разворачивая подарок.
– Да это так, ерунда. Бумажки разные к столу прижимать, чтоб сквозняком не унесло. Но пусть это подслеповатое животное напоминает вам, что вы дарите людям глаза.
– Спасибо! – Самохвалов даже растрогался. – Загляните ко мне еще раз через месяц. Просто на всякий случай.
Он сверился с расписанием и выписал ей талон.
Выйдя из кабинета, Этери уплатила в кассе за визит и купила в аптеке глазные витамины и очки. Без диоптрий, но с янтарно-желтыми стеклами – огромными, на полщеки. И поехала в приют.
Евгения Никоновна приняла ее в своем кабинете, они вместе наметили расписание уроков рисования для детей и для взрослых. Женщине со сломанной ключицей, выразившей желание стать грумером, Этери отдала материалы по собакам. Договорились, что уроки рисования начнутся после Нового года, а Мария Гурьянова и Дарья Веденеева переедут к ней еще раньше.
– Скажите им об этом сами, – посоветовала Евгения Никоновна. – Они обе сейчас… – она сверилась с расписанием, – дежурят в ясельной группе. Это здесь, на втором этаже. По коридору последняя дверь налево.
– Откуда у вас этот дом? – спросила Этери.
– Нам его еще президент Ельцин выделил, царствие ему небесное, – ответила Евгения Никоновна. – Дом стоял заброшенный, мы его сами ремонтировали с моими первыми постоялицами. Ну и люди добрые помогали, кто чем мог. Некоторые магазины материалы отпускали по символической цене, а то и вовсе бесплатно, только просили никому не говорить. А теперь у нас тут и охрана, и камеры наблюдения, и переговорные устройства, и компьютеризация полная, чего только нет! С теми, кто уезжает, договариваемся, что часть заработка – кто сколько сможет – переводят нам.
– А бывают такие, кто об этом забывает? – полюбопытствовала Этери.
– Бывают. – Голос Евгении Никоновны звучал спокойно, без тени обиды. – К счастью, такие случаи редки. Но вы поймите меня правильно: знай я заранее, что избитая, изнасилованная женщина окажется неблагодарной дрянью, все равно взялась бы ей помогать.
– Как этой вашей Гюльнаре? – невольно вырвалось у Этери. – Простите, может, я предвзята, но…
– У Гюльнары трудный характер, я уже говорила. Она хочет жить богато и ничего не делать. Ее для этого растили. Скажу вам честно: я ума не приложу, как с ней быть. Вы правы, она не будет помогать приюту, когда уйдет отсюда. Если когда-нибудь уйдет.
– И все-таки вам ее жалко.
– Ну а как не пожалеть, когда замуж выдают силком?
– Меня тоже растили как принцессу, – призналась Этери. – Но я все-таки работаю, не сижу на шее у родителей и мужа-принца не жду. Наоборот, я его только что лишилась. И ничего, выплываю помаленьку.
– Разные люди на свете бывают, – ответила на это Евгения Никоновна. – Может, Гюльнара еще найдет свое призвание? Вдруг как раз на ваших уроках? Не надо ее отталкивать. Отнеситесь к ней помягче.
– Ладно, я постараюсь, – пообещала Этери и пошла отыскивать ясельную группу.
В коридоре она столкнулась с Гюльнарой Махмудовой, опять ощутила исходящие от нее враждебность и зависть. Она холодно кивнула и хотела пройти мимо, но Гюльнара схватила ее за руку. Этери терпеть не могла, когда к ней прикасались без разрешения. Она брезгливо отстранилась, даже отряхнула рукав.
– Не имей такой привычки – незнакомых людей за руки хватать.
Но Гюльнара ничуть не смутилась.
– А я знаю, где эта… которую ты ищешь. Возьмешь меня к себе – скажу.
Значит, она все-таки подслушивала под дверью. Интересно бы знать, сколько ей удалось услышать.
– Не знаю, о ком ты. И в доме ты мне не нужна. Я работников нанимаю, а ты что умеешь делать? Под дверями подслушивать?
– Ничего я не подслушивала! Случайно услыхала. Не знаю, как ее зовут, но могу показать. Только забери меня отсюда.
– Гюльнара, я ни к кому без спроса не набиваюсь. Надеюсь, ты «случайно услыхала», как я ровно об этом говорила Евгении Никоновне. И не ставь мне условий, все равно не возьму, даже если ты в золото превратишься. Может, тебе лучше было замуж выйти?
– Может, и лучше, – злобно поблескивая глазками, проговорила Гюльнара, – только теперь он меня уже не возьмет. У нас берут только чистую из дому.
– Да, это проблема. Но ее можно обойти. Возвращайся к родителям, пройди осмотр у гинеколога, надеюсь, девственность ты тут не потеряла. И пусть они найдут тебе жениха где-нибудь подальше от Москвы.
С этими словами Этери стремительной легкой походкой оторвалась от Гюльнары, нашла последнюю дверь налево и заглянула в ясельную группу. Ноздри защекотал знакомый запах манной каши, кипяченого молока, еще чего-то родного и милого. Запах детства.
Здесь были дети от грудничков до трех лет. Грудничков всего двое, и они мирно спали. Остальные, человек шесть, ползали по затянутому линолеумом полу, съезжали на пятой точке с ярко-красной пластиковой горки, преодолевали ползком пластиковые препятствия в виде застывших волн или холмов. Дарья и Марья следили за ними, в корне пресекая драки и слезы.
– Здравствуйте, девочки.
– Ой, а ты все в повязке! – посетовала Марья.
– Сегодня последний день. Потерпите еще месяц, перед Новым годом я за вами приеду, если вы не передумали.
– Да мы-то нет, мы уж думали, это ты на попятный пошла, – сказала Дарья.
– Я слова назад не беру, – гордо заявила Этери. – Да как бы я работала, если б моему слову веры не было? Враз бы прогорела.
– А ты кем работаешь? – спросила Марья.
– Я картины выставляю. И продаю. – В один миг в голове Этери родилась идея: позвать обитательниц
