Савва проводил ее до машины, потребовал, чтобы она обязательно позвонила, когда доберется до дому. Видно, надеялся, что свидание у них не последнее.
Ни он, ни она в эту минуту не подозревали, что больше не увидятся. Никогда.
Этери села за руль и поехала. Настал уже март, а на дворе – настоящая зима, весной и не пахнет. В «Мазерати» печка была слабенькая, но Этери не замечала холода, пытаясь осмыслить, что же произошло. Ничего же не случилось! Она переспала с мужчиной. Ну и что? Она свободная женщина, имеет право. Она никого не обманывала.
Она себя обманывала. Савва, в общем-то, совсем неплох, он в приличной форме, у него нормальное тело, вполне спортивное, подтянутое на тренажерах, размятое массажистами… Почему же ей так тошно?
Дело не в Савве, дело в ней самой. Не надо было пить водку, не надо было набиваться к нему домой, не надо было ложиться с ним в постель. Этери уже сама не понимала, чего ее так повело. Увидела Левана с золотуськой? Ну и что? Она и раньше видела Левана с золотуськой, показали добрые люди. Она уже все это пережила. Ведь пережила? Что пошло не так?
Все пошло не так с самого начала. Ее тело сопротивлялось этому с порога, даже пока она была пьяна. Да не была она пьяна, чушь какая! Она не пьянеет от двух рюмок водки. И все-таки разум отключился. Разум отключился, а тело все-таки сопротивлялось, норовило выставить вперед углами локти и колени, оборонялось, кричало: не надо, не надо, не надо! Тело было умнее глупой головы и упрямого сердца, а она не послушала. Не думала, что ей будет настолько плохо.
Этери бросила машину прямо на подъездной дорожке, не заводя в гараж, и проскользнула в дом. Ей хотелось скорее вымыться. Валентина Петровна заботливо оставила ей свет в холле и на лестнице. Этери поднялась к себе в спальню, на ходу сбрасывая туфли, сдирая маленькое черное платье. Ей хотелось содрать с себя кожу. Звонить Савве? Обойдется. Она послала эсэмэску: «Я дома». Хватит с него.
Никогда она раньше так не разбрасывала вещи! А тут все оставила, где упало, – платье, сумку, чулки, белье, драгоценности – и побежала в ванную.
Ничего же не случилось, твердила себе Этери, яростно намыливаясь. Но почему же тогда она чувствует себя ночным горшком? Почему ей хочется вымыться изнутри? Леван… К черту Левана, Леван тут ни при чем. Он предал ее, ушел, и она от него ушла. Окончательно ушла вот только сейчас, когда переспала с Саввой. Это нельзя назвать изменой. Леван первый ей изменил. Порушил, уничтожил их любовь.
Но Леван… он порушил и уничтожил только
Утирая слезы, Этери вылезла из ванны. Все бесполезно. Теперь уже плачь не плачь, надо как-то жить дальше. За окном светает, совсем уже утро… Она легла в постель, прекрасно понимая, что не уснет.
Ничего страшного, успокаивала она себя. Ничего не случилось, надо просто забыть. Легко сказать – забыть, когда само вспоминается! Отвратительные подробности безлюбого совокупления так и вставали перед глазами, словно кто-то приговорил ее смотреть порнофильм. Как в «Заводном апельсине»[20], когда и глаза закрыть нельзя! Да что там глаза, она кожей чувствовала мерзкие прикосновения. Хоть вылезай из постели и снова тащись под душ!
Она всегда была смелой – в словах, в поступках, в манере поведения. Многие знакомые считали, что у Этери секс – не повод для знакомства, и страшно удивились бы, доведись им узнать, что за всю жизнь у нее был только один мужчина. А теперь вот – два. Ну или полтора.
Утром Этери поняла, что встать с постели не сможет. Она чувствовала себя разделанной рыбой, из которой вытащили хребет. К ней заглянула Мадина, Этери сказала, что заболела. Мадина принялась собирать разбросанные вещи, Этери хотела отослать ее, но за дверью уже слышался топот: мальчики встали и требовали маму.
– Мам?
– Мам?
– Я плохо себя чувствую, – сказала Этери. – Я полежу, а вы одевайтесь, завтракайте и идите в школу.
– А что с тобой? – спросил Никушка. – Ты простудилась?
– Да, наверно, – фальшиво улыбнулась Этери. – Все тело ломит. Ничего, это скоро пройдет. – «Если бы!» – добавила она мысленно. – Я полежу, и все пройдет. Идите, Валентина Петровна вас покормит. Скоро в школу.
Сандрик молчал и смотрел на мать, набычившись. Не поверил, поняла Этери. Ему скоро десять, он уже большой… Нет, глупости, он еще маленький! Сама она в десять лет стружку пробовала на вкус!
Он подошел к ней.
– Кто тебя обидел, мам?
– Меня? – Про себя Этери подивилась проницательности сына. – Ну что ты, сынок, кто меня обидит – трех дней не проживет! Нет, я просто приболела немного. Не подходи ко мне, вдруг это заразное? – Мысленно она обругала себя последними словами. – Идите скорей завтракать.
– А ты?
– А мне Мадина кофе принесет, я больше ничего не хочу. – На самом деле ей хотелось удавиться. – Я лучше посплю еще чуть-чуть.
Опять ложь. Какое там «еще чуть-чуть», когда она глаз не сомкнула? Но мальчики послушались, ушли.
Этери тяжело откинулась на подушки. Надо встать. Сегодня ее день в приюте, надо ехать на урок. Ну вот сейчас, пусть мальчики в школу уедут, не хочется при них ходить в разобранном виде. А может, не ездить? Сказаться больной? Этери было совестно перед несчастными женщинами, перед их детьми… Они не знают таких «страданий». Многие женщины откровенно признавались, что им не хватает мужчин. Не тех, ненавистных, из-за которых они попали в приют, но нормальных, хороших мужчин. Только где их возьмешь, этих нормальных?
Проработав несколько месяцев в приюте, Этери начала представлять себе мир, населенный хамами, громилами и насильниками. И никаких перспектив, если только она не поможет, не научит, не устроит на работу… Вот Дарья с Марьей как хорошо у нее прижились! Анечка окрепла, начала уверенно ходить, научилась разговаривать… Округлилась, щекастая стала, румянец появился… Вот и хорошо… Надо будет устроить выставку детского рисунка… Их рисунков… И опять всех позвать. Да, это мысль…
Этери не заметила, как забылась сном.
Мадина с Валентиной Петровной не стали ее будить, и она чуть было не проспала. Молнией сорвалась с постели, кое-как причесалась, на ходу, всовывая руки в рукава, перехватила что-то на завтрак и поехала. Попросила Игоря отвезти ее в город на «Инфинити» (у самой сил не было сесть за руль), а Аслана – забрать мальчиков из школы на их любимой «Мазерати». Скоро они уже перестанут помещаться вдвоем на пассажирском сиденье. Растут… Наверное, с «Мазерати» придется расстаться, а то они ссориться начнут. Леван… Стоп. Откуда взялся Леван? Вон из ее головы, нет его больше.
Надо съездить купить детям новую одежду. Летнее-то все сгорело! Ну и себе любимой что-нибудь прикупить. Съездить к Нине Нестеровой… Она же выставку хочет делать! А заодно и прибарахлиться…
Ее мысли прервал звонок сотового телефона. Звонила одна из прежних подружек, еще из прошлой жизни. Позвонила как ни в чем не бывало:
– Привет, Этери, говорят, тебя видели вчера в «Цвете ночи» с Саввой Цыганковым!
– Кто говорит? – неприветливо ответила Этери вопросом на вопрос.
– Маринка Шаповалова. Она тебя там видела.
– Да? А я ее не заметила.
Этери чуть было не добавила «Так и передай», но сочла это излишним. И так передаст, без всяких хлопот с ее стороны. Но, оказывается, поход в «Цвет ночи» с Саввой Цыганковым повысил ее капитализацию в глазах света! Она опять становится персоной грата. «Ах, какой реприманд неожиданный!»[21] – с едкой иронией подумала Этери.
– Ну и как он? – нетерпеливо расспрашивала подружка.
– Да вроде жив был, когда прощались. Чего ты меня-то спрашиваешь? Спроси его самого. Вы же
