– Сейчас я только маме позвоню и выйду к гостям. Господи, мне уже скоро в Грузию ехать, у Сандрика тридцатого день рождения… А я еще даже подарок не купила. Хотя теперь, раз Рустема больше нет, наверно, можно их сюда вернуть, им больше ничего не грозит…
– Поговорите с Германом, – посоветовала Софья Михайловна. – Рустема больше нет, но те, на кого он работал, остались. И денег себе не вернули.
Этери пристально вгляделась в доброе старушечье лицо.
– Думаете, мне по-прежнему грозит опасность?
– Я же говорю: посоветуйтесь с Германом, – повторила Софья Михайловна. – Он в этих делах лучше разбирается.
К ужину Этери расчесала волосы с помощью Мадины, заплела их в косы. Она успела переговорить с матерью и с детьми, но обещала перезвонить и тогда уж решить, она ли поедет в Батуми, или они вернутся в Москву.
Она все еще была очень слаба, но бодрилась, старалась держаться как ни в чем не бывало.
– Спасибо, что приехала, – обратилась она к Кате. – Без тебя я бы так и не узнала, что Рустем мертв.
– Не просто мертв, – подтвердила Софья Михайловна. – «Форшманули волчару конкретно», как выражается мой внук.
Эти слова показались Этери безумно смешными. Она засмеялась.
Она засмеялась и с ужасом поняла, что не может остановиться. Словно включили внутри какую-то смеховую машинку, а как ее выключить – неизвестно. Этери видела смущенные и испуганные лица гостей, но они плыли перед ней, как в тумане. Она все смеялась и смеялась…
– Что это? Что с ней? – донесся до нее Катин голос.
– Это истерика, – ответила Софья Михайловна. – Воды, быстро!
Кто-то подал старой женщине стакан воды, она швырнула эту воду в лицо Этери. Этери захлебнулась, закашлялась… Катя двигалась тяжело, Кенни первым вскочил и подбежал к Этери. Похлопал ее по спине, помог утереть салфеткой мокрое лицо…
– Простите, – заговорила Этери, придя в себя. – Мне так неловко…
Все принялись дружно ее уверять, что никакой неловкости нет, но она видела, что гости поглядывают на нее с опаской.
– Со мной никогда такого раньше не было, – принялась она оправдываться. – Даже не понимаю, что на меня нашло…
– Ничего страшного, – успокоила ее Софья Михайловна. – В вашем состоянии это вполне понятно.
– Мне правда ужасно неловко, – повторила Этери.
– Давай мы в другой раз заедем, – предложила Катя.
– Нет, мне надо посоветоваться. Сейчас, я только… только переоденусь. Не хочется в мокром сидеть.
– Давайте я помогу. – Кенни обхватил ее поперек спины и увел в спальню. Катя, тяжело ступая, пришла за ними следом.
– Теперь я, – улыбнулась она Кенни. – Я справлюсь.
– Если что – зовите, – кивнул ей Кенни и скрылся.
Этери бессильно опустилась на край кровати. Практически рухнула.
– Фира, может, тебе вправду прилечь? – нерешительно спросила Катя.
– Ты не понимаешь, – покачала головой Этери. – Я не имею права… Скоро дети вернутся, я права не имею на истерики, обмороки, нервные срывы… Я должна держаться.
– Все будет хорошо, – успокоила ее Катя. – Все пройдет.
Этери наскоро вытерлась полотенцем и переоделась в сухое.
– Герман, – начала она, вернувшись в столовую, – мне надо посоветоваться. Не хочется начинать об этом за столом, но мне нужно знать. Я могу считать себя свободной от Адырханова? Или надо мной еще висит топор? Мне Леван говорил, что это не его деньги. В смысле, не Адырханова.
– А Леван в курсе дел Адырханова? – изумилась Катя.
– Да, Адырханов прислал парламентера, – мрачно подтвердила Этери. – Чтобы я по-хорошему сказала, где его жена прячется.
Катя не стала больше ни о чем спрашивать, хотя ее поражало, как мог Леван участвовать в таком грязном деле.
– Он считал, что для меня старается, мне хочет помочь, – ответила Этери на невысказанный вопрос подруги. И тут же ощутила вспышку бешенства. – Но он считает нормальным угрожать женщине, ее детям – при том, что ему эти дети тоже не чужие! – и вообще пускаться во все тяжкие ради денег. Деньги-то большие, да к тому же Рустем только распорядитель, а не владелец. Вот я и хочу понять, чего мне теперь ждать.
И Этери вопросительно взглянула на Германа.
– Я думаю, ты можешь дышать свободно, – спокойно и веско заговорил Герман. – Хозяин денег их уже списал вместе с Адырхановым. Я думаю, он и деталей-то не знает про жену и прочее: не царское это дело. Просто был у него канал перекачки средств, и этот канал забарахлил. Рустем долго кормил его «завтраками», и он какое-то время терпел, ждал, потому что канал – не единственный. Но в конце концов ему надоело ждать, и он канал закрыл. А деньги… Для него это некритично: он знает, где еще взять.
– Простите, о ком вы говорите? – спросил Кенни.
– Лучше вам этого не знать, – серьезно ответил Герман. – Не хочу показаться невежливым, но это тот самый случай, когда меньше знаешь – лучше спишь. Давайте поговорим о другом. Фира, я тут для твоего парня одну штуку в сети присмотрел. Думаю, ему понравится. Я тебе кину ссылку, хорошо? Могу прямо сейчас, с мобильного.
– Давай. Спасибо.
Проводив гостей, Этери первым долгом перезвонила матери в Батуми и договорилась, что они вернутся на будущей неделе, перед днем рождения Сандрика. Потом, перейдя по ссылке, поглядела, что предложил ей Герман для подарка сыну, и сразу оформила заказ.
Она очень устала и решила все остальные дела отложить на завтра.
За ночь сил у нее не больно-то прибавилось, но Этери с утра окунулась в прежнюю жизнь, не давая себе поблажек. Она начала день, как обычно начинают его деловые люди: села за компьютер, вышла в Интернет…
Первым долгом накинулась на новости. Смерть Адырханова все еще занимала первые строчки в новостных лентах. Он подорвался на радиоуправляемом фугасе и погиб вместе со всей охраной, хотя ехал на бронированной машине. «Форшманули волчару конкретно». У Этери эта фраза уже не вызвала такой истерической реакции, как накануне. Вот и слава богу.
Давно уже в Чечне не было столь крупномасштабных терактов! Электронная пресса обсасывала происшествие со всех сторон. Местная власть возложила вину на «лесных шайтанов», еще не до конца ею истребленных, но и дорогого покойника не пощадила: о нем отзывались как об алкоголике и наркомане, растерявшем былую деловую хватку.
О ней самой, о гонке по Киевскому шоссе тоже много писали, строили невероятные догадки по поводу ее связи с Адырхановым. Наверняка за воротами опять, как прошлой осенью, дежурят репортеры. А она все проспала. Ну и черт с ними, не так это интересно.
Странное дело, думала Этери. Она, безусловно, причастна к смерти Адырханова, но никакой вины за собой не чувствует. Он сам во всем виноват. Пусть о нем скорбят близкие, мать и сестры, которых Ульяна живописала так, что их тоже не жалко. А она, Этери, больше не потратит на них ни секунды.
Она загрузила другую базу и разузнала все, что могла, о Савве Цыганкове. Родители живы и все еще женаты друг на друге, что для нынешних времен нехарактерно. Сам Савва разведен, у бывшей жены остался от него сын. Никушкин ровесник. Жена снова вышла замуж, все вроде бы благополучно, но Этери на этом не успокоилась. Позвонила Вере Нелюбиной.
– Верочка, это Этери. Не помешала? У меня к тебе дело.
– Я тебя внимательно слушаю, – отозвалась Вера. – Но сперва скажи: как ты? Мы тут все испереживались.
