«Космическая одиссея 2001»: статичные планы, череда бесшумных, завораживающе медленных проходов по коридорам, неслышная работа за дверями кабинетов, безукоризненно одетые служащие, смахивающие на роботов. На самом деле банк — такая же контора, как любая другая. Здесь, бывает, и романы крутят, и скандалят, и враждуют, и подсиживают. Есть места для курения, и там сплетничают. Страсти кипят. Случаются обманы, интриги, разоблачения.
Алла Кирилловна не оставляла Веру в покое. После ссор из-за гадалок или еврейских фамилий, когда последнее слово оставалось не за ней, она надувалась и неделями не разговаривала с Верой, чему Вера была только рада. Увы, недели проходили, обида выветривалась. Дружить-то, хочешь не хочешь, а надо. Алла Кирилловна решила зайти с другого боку.
— Вам, Верочка, — заговорила она, изжив обиду за книгу Левит, — нужно носить драгоценности. Вам пойдут холодные камни. Ни в коем случае не рубины, они вас просто зарежут…
— Зарубят, — скаламбурила Вера.
Алла Кирилловна недовольно покосилась на нее, но продолжила:
— Вам нужны сапфиры, изумруды…
— «Брылльонты», — подсказала Вера.
Опять Алла Кирилловна взглянула на нее с тревогой и сомнением, но тема драгоценных камней захватила ее настолько, что она решила довести свою мысль до конца.
— Бриллианты, — заговорила она с подлинной страстью в голосе, — это основа, это база…
— У меня база — семерка, — доверительно сообщила Вера.
— Верочка, — растерялась Алла Кирилловна, — с вами все в порядке?
— Со мной? — Вера вскинула на нее лукавый взгляд. — Да, со мной все в полном порядке.
На том разговор и закончился. Но Алла Кирилловна не оставляла усилий.
— У вас ведь сын, да, Верочка? — пошла она на новый приступ несколько дней спустя.
Вера подтвердила, что — да, у нее сын.
— Вы же не хотите отдавать его в армию?
На этот раз Алла Кирилловна задела больной нерв. Андрейка только пошел в школу, а Вера уже с ужасом думала о том, что будет, когда он эту школу окончит. Шла вторая чеченская война. Умом Вера понимала, что, пока Андрейка подрастет, вторая чеченская закончится, но к тому времени может начаться третья. Может, и не в Чечне, «горячих точек» полно.
Да и без всякой войны не хотела Вера отдавать сына в армию. Не понимала, отказывалась понимать, ради какой такой высшей цели мальчишек в армии унижают, избивают, морят голодом. Ей запомнился один случай.
Однажды, первой зимой после переезда в Москву, Вера пошла на рынок. Ей очень нравилось ходить на рынок, причем непременно одной. Андрейке на рынке скучно, он захочет взять Шайтана, а с Шайтаном вообще не пойдешь: пес ринется в мясной павильон и начнет попрошайничать. Прецеденты уже были. Антонина Ильинична и после деноминации 1998 года пугалась цен и всякий раз, попав на рынок, вспоминала, что при советской власти нарезной батон стоил двадцать пять копеек.
А вот Вере рынок нравился. Изобилием, яркостью красок, богатством ароматов и многообразных говоров он напоминал ей родной Сочи. И к тому же ей интересно было наблюдать, как меняется жизнь. Нигде эти перемены не были такими наглядными, как на рынке.
В советские времена все, что входило в туманное понятие «сфера обслуживания», действовало по принципу «Вас много, я одна». Все, что подразумевалось под словом «снабжение», сводилось к постулату «Лопай, что дают». А тут Вера ходила и любовалась самодельными надписями на торговых контейнерах. «Сыр — нарезаем». Так и было написано, через тире, чтоб от души. «Селедочка малосольная, очень вкусная, даем попробовать». «Пакеты для рыбы — бесплатно». Видимо, специально для пенсионеров, чтоб не волновались. Очень понравилось ей выведенное от руки на куске картона объявление: «Тушенка по ГОСТу». А ниже добавлено для непонятливых: «Именно мясо».
Вере нечасто удавалось вырваться на рынок, и она не упускала ни единой возможности. Вот и в тот раз пошла, благо денек выдался редкостный: морозец градусов пять, не больше, небо чистое, как будто умытое, солнце светит, воздух хрусткий, и уже тянет влажноватым запахом весны, хотя дело было в январе.
На подходе к рынку дорогу Вере преградили два солдатика в шинелях. На вид совсем подростки. Лица бледные, изнуренные, уши оттопыренные насквозь светятся, шейки цыплячьи… Тошнотворный запах прокисшего пота. И это в Москве, не в зауральских каких-нибудь степях!
— Девушка, — попросили они, — дайте сколько можете, а то на одной перловке загибаемся…
Вера протянула им пятьсот рублей, даже не задаваясь вопросом, а не пропьют ли они эти деньги, не накупят ли сигарет вместо колбасы или тушенки по ГОСТу, которая «именно мясо»… Не исключено, что побираться их, салаг, послали старослужащие, и эту, как они сами выразились, «пятихатку» им придется отдать целиком какому-нибудь дембелю или прапорщику. Вере было все равно. Она шла, уже не замечая ярких красок дня, и думала… даже не о том, какие «защитники Родины» выйдут из этих доходяг. Она думала, что никогда и ни за что не отдаст сына на такое поругание. Просить милостыню… Пусть кто угодно думает о ней что хочет. Пусть даже папа… Она верила,
«Баран, баран, баран — бум!»
«Будь умницей, дочка. Будь хорошей девочкой».
До сих пор Вера ни разу не сделала ничего такого, что заставило бы его покраснеть. Окончила школу, окончила институт, честно работала, растила сына… История с Колей? Она до сих пор ежилась от смущения, вспоминая сцену на поляне в горах. Но в тот момент казалось… будто так и должно было быть. Так, и никак иначе. А потом у нее появился Андрейка! Нет, ей ни перед кем не было стыдно, даже перед папой. Но папа военный, вряд ли он поймет и одобрит, что она хочет укрыть сына от армии. Ну и пусть. В глубине души Вера знала, что поступает правильно.
Впрочем, делиться своими соображениями с Аллой Кирилловной Вера не собиралась.
— Он еще маленький, — ответила она уклончиво.
— О, вы не представляете, как быстро дети растут! — самым светским тоном поведала ей Алла Кирилловна. Как Вере было достоверно известно, своих детей у нее не было. — Надо принимать меры прямо сейчас, потом поздно будет.
— Какие меры?
Алла Кирилловна заговорщически подалась к ней всем телом и даже понизила голос:
— Нужно устроить его учиться за границей. Я могла бы вам помочь. У меня есть связи в Англии.
Вере не хотелось расставаться с сыном… Еще неизвестно, что там будет, в этой английской школе. В уме всплывали страшные образы из романов Диккенса. Мистер Сквирс… Маленький Домби… Оливер Твист, попросивший добавки… Нет, это фантомные страхи. Конечно, сейчас школы в Англии совсем не такие, как во времена Диккенса. Но все равно отдавать туда сына не хочется…
Голос Аллы Кирилловны вернул Веру к реальности. Реальность оказалась еще хуже, чем ее фантомные страхи.
— …только вам придется примириться с тем, что ребенок будет принимать наркотики.
— Что? — встрепенулась Вера. — Наркотики?
— Отнеситесь к этому спокойно, — снисходительно улыбнулась Алла Кирилловна. — Там все принимают наркотики, это часть молодежной субкультуры. Вы же не хотите, чтобы ваш сын был «белой вороной»?
— Спасибо, я как-нибудь обойдусь без Англии, — решительно отказалась Вера.
— Да ничего тут страшного нет, — продолжала уговаривать Алла Кирилловна, но Вера больше не слушала.
— Мой сын как-нибудь выучится здесь, — отрезала она. — Извините, мне работать надо.
Алла Кирилловна еще долго что-то бубнила про мещанские страхи и ограниченность, но Вера углубилась в бумаги и просто перестала ей отвечать. В конце концов Алла Кирилловна смолкла, тяжко вздыхая и сетуя в душе на то, что считала Вериной черной неблагодарностью.
Вера ее не боялась. Алла Кирилловна могла, конечно, досадить, «достать» своей дурацкой болтовней,
