Кирилловны или ее подруги Галины Викторовны. Алла Кирилловна больше не работала в банке, Галину Викторовну перевели в филиал, но дело было не в них, а в принципе. Мелкие дрязги больше не могли задеть Веру.
От служебной машины она часто отказывалась, предпочитая свой верный маленький «Вольво». Ей особенно хорошо думалось за рулем. Но она знала, что в любую минуту может набрать служебный номер — и, пожалуйста, автомобиль с водителем к ее услугам.
Дом был ее крепостью. Она никогда не звала в гости никого из сослуживцев. Андрейка, Антонина Ильинична, Шайтан. Зина с мужем и ребенком. Дружелюбная, энергичная, всегда готовая услужить Лёка. Вот ее семья. Больше ей никто не нужен.
На самом деле ей, конечно, был нужен еще один человек. Вот стоило ему появиться — и все ее несмелые и неискренние мысли о замужестве, о том, чтобы «устроить свою судьбу», разлетелись в прах. Сами эти слова — «устроить свою судьбу» — казались ей нестерпимо фальшивыми и имели привкус Аллы Кирилловны. Или давно забытой, оставленной в Долгопрудном «Анны Иоанновны». Или Елизаветы Петровны, которую Вера изредка вспоминала с содроганием.
ГЛАВА 17
Вера думала, что ничего более важного, чем новая встреча с Колей, в ее жизни уже не случится. Случилось. Премьера спектакля «Тяжелые дни» состоялась в ноябре, а в конце декабря, в канун католического Рождества, произошло непредвиденное и страшное. Впрочем… почему непредвиденное? Подспудно она что-то такое ощущала.
Смутную, неявную угрозу. Но происшествие застало ее врасплох.
В тот вечер Вера немного задержалась на работе. Она частенько так задерживалась, ожидая показателей нью-йоркской биржи, чтобы включить в очередной отчет самые свежие данные. Перед уходом она на минуту переключилась на валютную биржу Форекс, и вдруг экран компьютера мигнул, на нем замелькали подозрительные числа и знаки. Незнакомые… нет, знакомые реквизиты… номера счетов… коды СВИФТ… Цифры стремительно менялись, Вера ничего не успевала сообразить, поняла только, что произошло несанкционированное подключение.
Корсчета… Биржевая строка… И цифры, цифры… Они… уползали, пришло в голову Вере. Утекали. Таяли. Она выскочила из кабинета и бросилась бежать по коридору, сама не зная куда. Банк работал круглосуточно, но на втором этаже головного здания, разместившегося в перестроенном старинном особняке, куда посторонним доступа не было, лампы в коридоре горели в четверть накала. Где светится? Вот. Вот, кажется, здесь. Вера рванула на себя дверь, метнулась в узкий простенок, страшно, до хруста, ударившись бедром об угол стола, и выдернула штекер из разъема. А распрямившись, оказалась лицом к лицу с человеком, отравлявшим ей жизнь с тех самых пор, как она пришла работать в банк. И он отрезал ей путь к выходу.
В глубине души Вера уже знала, что это будет он, и почти не удивилась, увидев именно его. Будь на ее месте старый, многоопытный, всего на свете повидавший американский шериф вроде того, которого играл Шон Коннери в фильме «Неприкасаемые», он все понял бы гораздо раньше и, понаблюдав за этим человеком, сказал бы: «Мой клиент». Когда человек слишком много выпивает, пребывает в постоянном возбуждении, азартно играет и то и дело просит денег взаймы, вывод напрашивается сам собой. Но Вера не была американским шерифом и не подумала, насколько он может быть опасен. Так и прибежала с голыми руками, даже сотового телефона не захватила.
— Ты! — рыкнул Гоша, увидев ее. — Ну конечно, ты, кто же еще. Дерьмо всплывает. Как тебя сюда занесло?
Бедро пульсировало, наливаясь болью. Впрочем, бедро — это еще не самое страшное.
— Что вы делаете? — спросила Вера, стараясь не думать о подступающем страхе. Надо было позвать охранников, кого-нибудь из админов…
Он гадко засмеялся. Его блудливые глаза разъезжались в разные стороны, говорил он, как всегда, половиной рта, словно интимно делился непристойным анекдотом не для чужих ушей.
— А на что похоже? Ты же у нас гений недоделанный, вот и догадайся с трех раз.
Она и раньше его боялась. Боялась мутной немотивированной злобы, разнузданности, бесстыдства. Но раньше они всегда встречались на людях, и Вера, ощущая его подспудную готовность к агрессии, все- таки понимала, что он не бросится на нее на глазах у свидетелей. А теперь ее обуял страх. Не такой, как раньше, доктор Кречмер тут был ни при чем. От этого страха она не могла спрятаться, нырнув глубоко в подкорку головного мозга. Страх стал острым, прицельным. Сфокусированным. Он заглушал даже боль в бедре. Вот сейчас Гоша будет ее убивать, Вера видела по глазам. Надо заставить его говорить, надо… тянуть время.
— Вы проигрываете на Форексе активы банка.
— «И ты получаешь приз!» — изобразил Гоша голос телеведущего. Но его настроение сменилось мгновенно, лицо снова перекосилось. — Нет, какого хрена тебя принесло? Что ты тут забыла? Ты хоть понимаешь, во что вляпалась, дура? Теперь меня не вини, сама напросилась.
И он двинулся к ней, поигрывая кистями рук с растопыренными и слегка скрюченными пальцами.
«Не показывай, как тебе страшно. Говори с ним. Отвлеки его. Господи, как больно».
— Это вы подложили мне на стол докладную Иллевицкой?
Неожиданный вопрос сбил его с толку. Гоша остановился и опустил руки. Новая перемена. Он расхохотался.
— Классный был прикол! Я глядел на эту суку, думал, она обделается прям на месте. А что, тебе ее жалко?
— Жалко.
— Надо же, жалостливая какая, — презрительно фыркнул Гоша. — Жалко у пчелки под хвостом. Ты не об ней думай, крыса, ты об себе подумай. Она-то жить останется, а вот ты… — Он опять угрожающе поднял руки, повертел пальцами прямо перед ее носом.
Кажется, им нельзя перечить… Где-то она читала… Кажется, с ними нельзя спорить…
— Я не могу умереть, — ровным голосом проговорила Вера, — у меня сын…
— Кто ж тебя трахнул-то спьяну в темноте? — оборвал ее Гоша и снова загоготал. — Ладно, мне по барабану. Ты у меня вот где сидишь, — он похлопал себя по затылку.
— Что я вам сделала?
Глупо было обращаться к нему на «вы», но у Веры никак не получалось перейти на «ты».
— Что?! Ты еще спрашиваешь! Она еще спрашивает! — Гоша огляделся по сторонам, словно обращаясь к невидимой публике.
Ну, слава богу, опять отвлекся. У него за спиной на стене висели часы. Модные настенные часы, стилизованные под наручные. «Ремешок» в полметра шириной, «колесико» завода… Вере было слышно, как щелкает, передвигаясь по циферблату, секундная стрелка. Но проверить время, не привлекая внимания Гоши, она не могла. Заметит — кинется на нее тут же. Приходилось смотреть, не отрываясь, в его дергающееся, жутко кривящееся лицо.
Гоша между тем излагал, чем она его «достала»:
— …ты нам тогда еще всю игру с ГКО поломала.
— Банк мог рухнуть… — тихо и робко возразила Вера.
— Да не свисти, много ты понимаешь?! Такие люди играли… а ты влезла. Кто тебя просил? — распалялся Гоша. — Кто тебя звал? На хрен тебя поперло под «КапиталГруп» копать, кретинка? Ты хоть просекаешь курьей своей башкой, кому дорогу перешла? Да тебя за одно это убить мало, сука. Давно надо было ребятам сказать, они б тебя оприходовали по-тихому, и никто б не подкопался. Вот так и страдаю — через доброту мою. Теперь придется самому.
В начале каждого часа охранники обходят помещения. Такой порядок завели с тех пор, как банк перешел на круглосуточную работу. Кажется, Гоша об этом забыл. Знать бы только, когда оно — это начало
