горбачев бросил нас и в 90-е годы прекратил поставки и сотрудничество». Артур живо отреагировал:
— горбачев — это урод, пидарас, предатель и американский шпион, он родной стране навредил гораздо больше, чем Кубе.
Гавана — слегка обветшалый город, пожалуй, процентов 80 зданий нуждаются в ремонте; кубинская столица имеет трогательно-запущенный вид, притягательный обветшалой роскошью прошедшей эпохи. Многоплановая, но очень своеобразная архитектура представляет собой головокружительное смешение стилей — от колониальной сдержанности XVI века и барочных форм XVII–XVIII вв до неоклассического и неоготического стилей XIX-го и серии впечатляющих архитектурных проектов XX века.
Среди изысканных особняков Старой Гаваны, нарядные, словно торты, фасады которых украшены элегантными порталес, витает дух давно минувших дней. Все приметы XX века мгновенно забываются среди похожих на окаменевшие пирожные зданий, насыщенная окраска которых под стать тропическим фруктам: лимонно-желтый, гуавово-зелёный, мандариновый. И повсюду американские тарантасы 50-х годов, современных машин почти не видать. Такое ощущение, будто находишься на съемках исторического фильма. А прохаживающиеся в историческом центре города трубадуры и кубинки в национальных костюмах усиливают эффект остановившегося времени.
Мы совершили обзорную экскурсию с остановками в самых знаковых местах: Прадо, Музей Революции (бывший президентский дворец), Капитолий, крепость Эль-Морро, набережная Малекон, и, конечно же, музей рома, в котором нам подробно рассказали и показали этапы изготовления этого напитка, угостили приготовленным на наших глазах соком сахарного тростника (в чистом виде пить невозможно, настолько он приторный, мы пили его, разбавляя апельсиновым соком), а также собственно ромом, и предложили отовариться в фирменном магазине по ценам 6-14 долларов за бутылку. Мы накупили рома — чисто чтобы забрать домой, в отеле вся выпивка была включена в стоимость проживания.
Во время пешеходной прогулки, на одной из площадей — Пласа-де-Армас — мы стали свидетелями театрализованного представления — не менее трёх десятков исполнителей в ярких нарядах пели, танцевали, устраивали акробатические шоу, в том числе на высоченных, метра три, ходулях. Да и без шоу в Гаване было на что посмотреть — по улицам дефилировали женщины всех возрастов и форм в облегающих одеждах, излучая чувственность и уверенность в себе, а неотразимые мачо приветствовали их довольно рискованными комплиментами. Флирт на Кубе — часть образа жизни, а секс является элементом национальной культуры.
На ремесленном рынке мы накупили сувениров. Я приобрел четыре деревянных маски (у меня их целая коллекция), и много бы чего еще набрал, в том числе картины — необычайно образные и смелые полотна, но Мариам меня остановила: у нас и так неподъемный багаж. Оставалось только любоваться и фотографироваться на фоне картин и статуэток откровенно сексуального содержания. Так, например, одна из скульптур (из стекловолокна) изображала девушку с вытекающей из сосков струей молока, а другая — мастурбирующего юношу, поток спермы которого напоминает лассо. Эротические образы — неотъемлемый элемент кубинского искусства. Вся романтика Кубы, её удивительная природа, лёгкий и дружелюбный нрав кубинцев, их раритетные авто, гуляния и пляски, жгучая страсть прекрасных девушек и непреодолимая сила их соблазнителей — всё это переведено художниками на язык ярких, красочных образов.
Другой экскурсией была поездка на карибский остров Кайо-Ларго. Мы вылетели с аэропорта Варадеро на небольшом самолёте и через полчаса были на месте. Это настоящий рай: ослепительно белый песок, пальмы на береговой линии, изумрудное море (температура воды такая же, как температура воздуха — 30 градусов; тогда как на Атлантическом побережье температура воды на один-два градуса ниже), мангровые заросли. Сначала нас покатали на яхте, мы ныряли с масками в районе коралловых рифов, любуясь богатым подводным миром. Риф — оранжево-зеленая стена, переплетение причудливых камней, между которыми мелькали полупрозрачные силуэты рыб. Под ветвями кораллов лениво лежали рыбы-ежи, они неторопливо дышали, раздувая и сжимая бока. Их колючки, толстые и блестящие, похожие на крупные шипы роз, поднимались и опадали.
Рыбы на рифе вели себя по-разному. Одни бродили поодиночке, другие плавали стаями. Увлекшись, я отплыл от компании на довольно приличное расстояние. Куда бы я ни обращал взор, всюду кипела сложная многообразная жизнь, рассмотреть что-нибудь более подробно в этом многообразии было очень трудно. Я сконцентрировал внимание на неутомимых рыбах-попугаях, грызших веточки кораллов, при этом на дно падали мельчайшие частицы — так, собственно, и образуется белый песок. Ещё одно незабываемое зрелище: узкая длинная, метра полтора рыбина, похожая на щуку, вся в черно-зеленых полосах, с головой в одну треть тела — барракуда! Она плыла неторопливо и спокойно, не обращая на меня внимания, не собираясь ни нападать, ни бежать.
К сожалению, времени у меня было мало, когда я высунул голову на поверхность, посмотреть, что там наша группа, то оказалось, что все уже поднялись на борт. Я поторопился назад.
Яхта причалила к крошечному каменистому островку, — мертвому рифу. Кораллы, построившие его, умерли тысячи лет назад и превратились в серые камни, в плоскую скалу, выступающую над водой. Острые клыки, похожие на волчьи зубы, торчали над поверхностью. На этом островке водились игуаны — земноводные, похожие на небольших, размером с собаку, динозавров. Мы покормили их с руки булочками, которыми нас снабдил матрос. Игуаны были словно ручные — доверчиво подходили к людям, брали корм. Мы устроили целую фотосессию рядом с этими потомками динозавров.
Когда мы вернулись на яхту, нас накормили на борту зажаренными на противне лобстерами (порция стоила всего $10) и отвезли на пляж. Где мы и провели остаток дня, купаясь, загорая, играя в волейбол, и накачиваясь коктейлями — то в устроенном под навесом баре, то прямо на берегу. В итоге мы пили ром прямо из горла, забравшись в море. Волны лениво ласкали ослепительно белый песок, чем дальше от берега, тем ощутимее стекленела прозрачная голубая вода, мягкое движение зыби сменялось блужданием световых бликов по водной ряби.
В самолёт меня грузили в жидком виде, и подробности обратной дороги мне совершенно не запомнились. Проснулся я на удивление легко, в хорошем самочувствии, несмотря на колоссальное количество выпитого накануне — судя по имевшимся провалам в памяти, выпито было немеренно и еще столько же.
Мариам уже поднялась, она перебирала вещи, в каком-то нервном возбуждении. А выражение её лица не предвещало ничего хорошего. Заметив, что я проснулся, она довольно грубо обозвала меня, и, нависнув надо мной, спросила:
— С кем ты был в Египте?
— В каком еще Египте? — я никак не мог сообразить, к чему она клонит.
Она подошла к комоду и взяла в руки мою барсетку.
— В египетском.
— Но я там не был.
— У тебя отметка Порт-Саида в паспорте, так что хватит мне тут врать! — с этими словами она швырнула в мою сторону мой загранпаспорт.
До меня дошло: вчера она вытащила из моей барсетки паспорт, чтобы пройти паспортный контроль в аэропорту, поскольку я находился в невменяемом состоянии, и заглянув в него, обнаружила отметки о заграничных поездках, о которых не знала.
Начался допрос. Больше всего Мариам интересовало, с кем я ездил. Удивительно, но она увидела свидетельство только одной моей тайной поездки из трёх — на Кипр, причём она не заметила отметок киприотской таможни, а только египетской — с Кипра я плавал на лайнере в Египет, то была суточная экскурсия. И в этой недельной киприотской поездке меня никто не сопровождал — в отличие от двух других.
— Я ездил один, — сказал я совершенно искренне.
Разумеется, она не поверила, и требовала, чтобы я признался, «что за шлюшка меня сопровождала и удовлетворяла мою свинскую похоть».
Мне стало не по себе от остро-проникновенных слов, коими она сыпала, от её жестов, наполненных глубоким драматическим содержанием.
— Вины за собой не ведаю, — упрямо твердил я.
Я уже пришёл в себя и стал защищаться: то возбужденно жестикулировал, подкидывая слова, словно
