считать. Мне встречались в жизни мужчины, которые говорили, что любят меня, но… я совершенно ничего к ним не испытывала.
– Цинизм вам явно не идет, хотя, полагаю, он неотделим от вашей профессии.
Я вспыхнула, сообразив, что он подумал.
– Вы не поняли… Думаю, моя реакция объяснялась тем, что мне пришлось пережить в детстве, – сказала я, мысленно добавив: «…Когда я постоянно испытывала чувство неуверенности, не зная, что это такое – когда тебя любят». – Семья моя была далеко не образцовой, так что у меня есть некоторое представление о том, как вы должны были себя чувствовать.
– Не представляю, какое может быть сходство между вашей семьей и моей.
– Ваша мачеха сбежала, когда вам было, сколько, девятнадцать?
– Семнадцать. И что из этого следует?
– Готова поспорить, – продолжала я, не ответив на его вопрос, – вы до сих пор не можете простить и своей родной матери, что она покинула вас, уйдя в мир иной. – Необходимо было заставить его понять самого себя, прежде чем я могла надеяться, что он увидит, почему его женитьба на Пруденс была бы огромной ошибкой.
– Это неправда, – запротестовал он и отвернулся, но я успела увидеть, как черты его лица исказились от боли.
Я подошла и положила ему руку на плечо. Он мгновенно вздрогнул и весь сразу же напрягся.
– Я хорошо знаю, что это такое – потерять кого-то, кого ты любишь, – сказала я тихо, и на мгновение перед моим мысленным взором возник Алекс. Поспешно упрятав болезненное воспоминание в самый дальний уголок памяти, я продолжала: – Во всяком случае, согласно «Ал-Анон» [6], те, кто выросли в неблагополучных семьях, почти всегда испытывают затруднения в создании длительных связей.
Натаниэль шагнул к модели аэроплана, загородив ее от меня спиной.
– Я ни слова не понял из всей той ерунды, которую вы здесь только что болтали. Какой-то Ал и нефунк… как вы назвали эти семьи. Итак, вам удалось проникнуть в мой глубоко скрываемый от всех черный секрет. А теперь оставьте меня.
Я подошла к нему и внимательно посмотрела на модель.
– Прекрасный аэроплан. Я видела их много, хотя и не совсем таких.
– Вы видели?
– Вы строите где-то настоящий аэроплан? – ответила я вопросом на вопрос.
Молчание.
У меня екнуло сердце от радостного предчувствия.
– Ведь так? Признайтесь! Он летает? Мне бы хотелось на нем полетать до того, как я отсюда уеду.
У него буквально отвисла от изумления челюсть.
– Вы хотите на нем полетать? Вы не считаете все это… глупостью?
– Нет, – ответила я твердо, тронутая до глубины души выражением его лица. Он выглядел таким беззащитным в эту минуту. – Нет, я так не считаю.
К моему несказанному удивлению он вдруг схватил меня за руку и потащил к столу; от его прикосновения вверх по моей руке мгновенно поднялась волна жара. У стола он отпустил мою руку и встал у меня за спиной.
– Это вариант модели, созданной Орвиллом и Уилбуром Райтами в 19О3 году, – произнес он дрожащим от волнения голосом, и я почувствовала на шее его теплое дыхание. – По существу я начал работать над своей моделью задолго до полета их «Китти Хок», который длился меньше минуты. Эта идея завладела всеми моими мыслями с тех пор, как я прочел роман Жюля Верна о летательных аппаратах.
– Не он ли также написал «Машину времени»? – закинула я удочку.
– Ерундовая книга, – он пренебрежительно махнул рукой. – Путешествие во времени… абсурд!
Я вздохнула. Да, убедить его будет явно нелегко.
– Как бы там ни было, – продолжал он, – моя модель отличается от аппарата Райтов по некоторым аэродинамическим показателям. Мощность у нее тридцать пять лошадиных сил, двигатель восьмицилиндровый, и я также сделал ее двухместной. – Взмахом руки он показал на чертежи, задев при этом меня слегка по плечу. – И в довершение, я изменил угол наклона крыльев и форму пропеллера, чтобы увеличить скорость.
– Отлично, – воскликнула я, все более воодушевляясь с каждой минутой, заставив себя не обращать внимания на вызванное его прикосновением жаркое покалывание в плече. – Как я понимаю, вы уже испытали ваш аэроплан в полете.
– Да, я поднял его в воздух, хотя и с трудом, но эта чертова штука продолжает заваливаться, когда я сбавляю скорость.
Я вгляделась в чертежи.
– Похоже, с пропеллером здесь что-то не так. – Я прищурилась, мысленно представив Алекса в биплане, на котором он когда-то постоянно летал. – Угол неверен. Вам нужно его изменить… вот так. – Взяв карандаш, я быстро проиллюстрировала свою мысль. Он посмотрел на меня так, словно я только что сказала ему, что прибыла с Марса.
– Откуда, черт побери, вам столько известно о летательных аппаратах?
– От брата. Он был летчиком, выполнявшим фигуры высшего пилотажа для Голливуда.
– Голливуда? Никогда о таком не слышал. Я даже не подозревал, что кто-то еще, кроме Райтов, добился успеха в создании летательных аппаратов.
– Никто и не добился. Ну, не совсем… – Я поспешно переменила тему разговора. – И с кем вы летаете на вашей машине?
Он мгновенно сник.
– К сожалению, пока я совершаю все свои полеты в одиночестве. Я надеялся, что Пруденс присоединится ко мне, но она не одобряет моей «глупости», как она это называет. Хочет, чтобы я все это бросил, когда мы поженимся. Полагаю, она боится, как бы я не сломал свою дурацкую шею и не оставил бы ее богатой вдовой.
– Вы не можете вот так, просто, отказаться от своей мечты.
На его лицо легла тень.
– Это уж моя забота.
– Но это неверно. К тому же, вы могли бы установить новый рекорд.
Мгновение он смотрел на меня так, будто видел впервые, затем задумчиво улыбнулся.
– Вы совсем непохожи на женщин, которых я когда-либо знал.
Интересно, сколько же было этих женщин?
– Вы тоже непохожи на мужчин, которых я когда-либо знала, – ответила я честно. Чем больше я узнавала о Натаниэле Стюарте, тем сильнее он меня интриговал. Как и его сестра – только намного больше.
Я вспомнила, что миссис О'Хара сказала мне о болезни Виктории, и упомянула об этом.
Он нахмурился.
– Странно. Виктория ничего мне не сказала, хотя и выглядела немного бледной, когда, после вашего ухода, спустилась в гостиную. Она хотела поговорить о чем-то наедине с Пруденс. Похоже, ребенок начинает испытывать теплые чувства по отношению к своей будущей мачехе. Хорошо.
Теплые чувства по отношению к этой ледышке! Я едва не фыркнула. Лед и пламя…
Пламя. Я содрогнулась, увидев на мгновение мысленным взором объятую пламенем Викторию. Как могла я остаться в стороне, допустив, чтобы эта невинная маленькая девочка едва не сгорела во время землетрясения…
– Натаниэль, – я порывисто вздохнула. Он поднял голову.
– Вы побледнели. Вам нездоровится?
– Я не больна. Но я не та, за кого вы меня принимаете, – начала я торопливо. – Видите ли, дело в том…
Внезапно дверь мастерской с грохотом распахнулась и внутрь влетел комок шерсти. Проносясь через всю комнату, словно пушечное ядро, он замер у моих ног.
